Таня листала страницу за страницей и чем дальше читала, тем яснее становился ей черный замысел отца.
«Откуда все это? Откуда? Боже мой, где же я это слышала, кто говорил?»
И молнией блеснуло: да ведь то же самое слово в слово говорил Флегонту жандарм Филатьев во время допроса!
Сердце Тани как бы вдруг остановилось: Филатьев и ее отец?!
Внезапно цепь событий во всей их последовательности возникла перед Таней. Она вспомнила свидание с отцом в тюрьме. Как он добился его да еще при таких исключительных обстоятельствах? Почему так настойчиво твердил о необходимости добровольного признания? А это из ряда вон выходящее по быстроте и легкости согласие властей на ее переезд к отцу… Потом столь же удивительное согласие на отъезд в Петербург для сдачи экзаменов… Наконец, мысль отца о поездке в столицу, чтобы похлопотать за нее…
Таня еще раз просмотрела даты, отмеченные в рукописи. Никаких сомнений: отец начал писать книгу тотчас после возвращения из Петербурга.
Значит, писал отец, но руководил им и безраздельно властвовал над его мыслями — кто? Последний из всех могущих быть на свете негодяев! Отец — и этот прохвост!
Ее отец — поп, вдохновитель отца — жандарм, тот же Зубатов под другой фамилией. Так вот что они хотят преподнести несчастным людям! Сфабрикованное в зловонных подземельях охранки, вытащенное из ямы идейных нечистот отец хочет выдать за Книгу Печатную? Ну, нет, этому не бывать!
Таня сказала Катерине, что вернется к ужину, и зашла к Ольге Михайловне. Вместе с ней, никем не замеченные, они пробрались задами к кургану.
Ужинали отец и дочь в молчании.
Как только Катерина убрала со стола и проковыляла на кухню, Таня, холодно посмотрев на отца, сказала:
— Я случайно наткнулась на книгу, которую ты пишешь, и прочитала ее.
— Какую книгу? — растерянно пробормотал Викентий и опустил глаза.
Взгляд Тани требовал ответа, но что мог он ответить? Он молчал.
— Ты стал каким-то малодушным, отец. Это не похоже на тебя.
— Как ты смеешь так говорить со мной? — вспылил Викентий.
— Перед тобой сейчас сидит твоя противница, — продолжала Таня. — Пока я враг твоих взглядов, — с угрозой добавила она. — Но в твоей воле сделать меня своим врагом вообще. Скажи, ты знаешь жандармского подполковника Филатьева? Кто разрешил тебе свидание со мной? Почему ты советовал мне сделать полное признание? Кто тебя подговаривал на это?
Каждый ее вопрос был подобен выстрелу, а каждый выстрел попадал прямо в сердце Викентия.
— Итак? — Таня не спускала с него взгляда.
— Какое ты имеешь право допрашивать меня? Да еще в таком тоне, — попробовал Викентий увильнуть от ответа.
— Итак? — просветленные гневом глаза преследовали его.
Я получил разрешение на свидание с тобой от Филатьева. — Викентий не мог больше лгать. — Но, Танюша…
— Не лги, папа! — выкрикнула Таня.
Викентий съежился: с таким презрением произнесла она эти слова.
— Зачем же ты, отец, скрываешь то, чего нет смысла скрывать? Ты угодил в яму, полную отвратительной грязи. Ты по уши в ней. Ты облеплен ею с ног до головы, от тебя дурно пахнет.
— Танюша! — страдая, молил ее Викентий. — Богом клянусь…
— Не клянись! — с ожесточением выкрикнула Таня. — Если ты думаешь, что бог есть, — он накажет тебя! Слушай… Всем нам известны взгляды Филатьева и еще одного жандарма — Зубатова. Не одного тебя они совратили. Зубатов развращает рабочих, строит для них подлейшие ловушки. Филатьев, очевидно, задумал строить такие же ловушки для мужиков. За твоей рясой укрывался подлец, провокатор… Оглянись, вон его тень!
— Чего же ты хочешь от меня? — с жалким видом спросил Викентий.
— Я хочу остаться твоей дочерью, — был ответ.
— Ты и есть моя дочь. Никто не в силах отнять тебя.
— Я требую, чтобы ты уничтожил то, что написал. Требую, чтобы ты прекратил всякие сношения с Филатьевым. Он погубит тебя, ты понимаешь, погубит в любую минуту. Ради бога, поверь мне, я лучше тебя знаю их!