Предпосылку к тому Филатьев видел в скором суде над двориковскими мужиками. Суд должен быть милостивым. Затем надо сделать все, чтобы примирить Улусова с крестьянами.
Осуждение, последовавшее за этой речью, омрачило Филатьева. Губернские деятели оказались полными невеждами в социальных вопросах и несли такую ахинею, что Филатьев принужден был вновь и вновь разъяснять, а кое-кого и припугнуть. Он подчеркнул, что запашка улусовской земли и убийство Пыжова лишь начало бури.
Вечером того же дня, успешно окончив дела, получив заверение, что мужики будут выпущены из-под ареста, как только окончится следствие, и самолично убедившись в том, что бумага об освобождении Листрата подписана, Викентий в прекрасном настроении ехал на вокзал.
Около заставы, в конце Дворянской улицы, он увидел Николая Челухова. Тот тоже заметил Викентия и повел себя в высшей степени странно: не поклонившись, он юркнул в ближайшую подворотню. Викентий нахмурился: подозрительным показалось ему поведение лавочникова сынка.
…Николай очутился в Тамбове тайком от родителя. Отцу он сказал, будто едет к приятелю в соседнее имение и прогостит там два дня. В город он приехал затем, чтобы увидеть Сашеньку Спирову. Нашел он ее вечером в городском саду в компании офицеров. Выбрав подходящий момент, Николай окликнул Сашеньку:
— Я должен сообщить вам нечто важное.
Николай был очень взволнован, и, как показалось Сашеньке, его даже трясло.
— Хорошо, говорите, но скорее.
— Неудобно здесь, на виду у всех, — сердито буркнул Николай. — Тоже конспирация!..
Они ушли в темную аллею. Там Николай вынул из кармана что-то, завернутое в бумагу.
— Вот, чтобы вы не сомневались. Чтобы не думали, будто я только лавочников сын! — Он развернул сверток. В ном оказался погон полицейского чина с клочком выдранного сукна.
— Та-ак!.. — Сашенька внимательно посмотрела на Николая. — Признаться, не ожидала. Хорошо, студент, — милостиво сказала она. — Мы будем иметь вас в виду. Где вы остановились?
— Я завтра возвращаюсь в Дворики, а осенью — снова в Москву.
— Сообщите мне свой московский адрес, хорошо? — И улыбнулась, как всем покоряемым ею.
Николай глухо рассмеялся, прижался холодными губами к руке Сашеньки и скрылся в темноте.
Через два дня как ни в чем не бывало Николай появился в Двориках. Лавочник, услышав от Викентия, что он видел его сына в Тамбове, ничего не сказал.
На то у него была веская причина. После убийства Пыжова Иван Павлович обнаружил исчезновение револьвера, с которым ездил в Тамбов за покупками. Об этой пропаже он никому не сказал. Сына тоже ни о чем не спросил, но с тех пор стал усерднее в молитвах и в соблюдении постных дней. Неведомо, о чем он просил бога: о прощении ли своих грехов, о прощении ли сына. Все мужчины в его роду были убийцами. Один в припадке ревности задушил жену, другой погубил в каменоломне не одну душу, дед убил и ограбил проезжего купца-перса — и все в том же Каменном буераке. И сын пошел по той же дорожке.
— Кровь их пусть не падет на сына моего! — молился лавочник. — Знаю, геенны огненной мне не миновать! Но сына, сына моего помилуй, господи! — И клал поклон за поклоном.
Вместо Пыжова назначили нового станового пристава, тоже из офицеров, но пехотных. Он пил водку, а не коньяк, был обременен семьей и страдал честолюбием, безмерно рвался к чинам и наградам и в служебном усердии превзошел своего предшественника.
Глава одиннадцатая
Судили двориковских мужиков после сенокоса; следствие по делу было закончено в спешном порядке. Свидетелями защита и обвинение вызвали Улусова, Ивана Павловича, Арефа, Ольгу Михайловну и Викентия. Хотя он и не был в селе во время сходки и запашки земли, защита все же настояла на вызове его.
Судил мужиков суд сословных представителей. Настроение суда с первой же минуты определилось в пользу обвиняемых. Благожелательное отношение к подсудимым суда было вызвано отнюдь не сочувствием к ним, а желанием приглушить остроту дела, снять с бунта политическую окраску, перевести происшествие в разряд частного случая.
Председательствующий упорно направлял процесс именно по этому пути.
Публика (вход был по особым билетам) тоже довольно снисходительно отнеслась к мужикам, чему немало способствовали приторно-либеральное настроение общества и сами подсудимые. Держались они осанисто; даже Андрей Андреевич не заскакивал, а когда с ним случался такой грех, Петр дергал его за подол чистой, аккуратно заплатанной рубахи.