Он заявил, что прежде чем созывать съезд, надо знать хотя бы одно: какую партию предстоит создать, каковы будут ее цели и задачи и во имя каких идей предстоит борьба — во имя ли идей, пропагандируемых ревизионистами, или во имя идей революционной социал-демократии? Товарищ из Самары говорил, что прежде всего надо немедленно объединиться — вне зависимости от взглядов. Ленин защищал иную позицию: прежде чем объединяться и для того чтобы объединиться, необходимо сначала решительно и определенно размежеваться, а это можно сделать только при помощи общерусской газеты. Итак, сначала подготовительная, разъяснительная и организационная работа через газету, а уж потом и съезд.
Эту мысль Ленин повторял в Уфе при встрече с местными социал-демократами и в Пскове, где он поселился после ссылки: жить в Москве, в Питере и в других крупных городах ему было запрещено.
Мандат на съезд партии Ленин получил от плехановской группы «Освобождение труда». Группа уполномочила Ленина идейно воздействовать на решения съезда, если, вопреки желанию революционного крыла социал-демократии, он все же соберется.
К счастью, съезд не состоялся.
В марте Ленин написал проект «Заявления» будущей редакции общерусской газеты социал-демократов. В сущности, это была программа создания партии. Совещание состоялось в Пскове, туда собрались друзья и союзники Ленина, там жили Лепешинский, Радченко. В Псков были приглашены и вожаки «легальных марксистов» — Струне и Туган-Барановский — Владимир Ильич тогда еще терпел сотрудничество «легалистов» и использовал их возможности, чтобы постепенно подрывать их влияние. Эти двое торжественно объявили, что будут поддерживать газету но только «идейно», но и материально; Струве выложил на стол полуимпериал, а Туган-Барановский — целую десятку. Усмехнувшись, Ленин взял деньги и поблагодарил «жертвователей» таким тоном, что все присутствующие зажали рты, чтобы не расхохотаться.
После совещаний и переговоров в Пскове Ленин снова начал поиски людей — агентов будущей газеты; с этой целью тайно от начальства он ездил в Москву, в Подольск, в Петербург.
В столице он разыскал Веру Засулич: группа «Освобождение труда» послала ее нелегально в Россию для «разведки» настроений среди социал-демократов. Ленин посвятил Засулич в свои планы и ошеломил ее не только размахом затеваемого предприятия, но и тем, что он имел средства и людей для его осуществления. Так вновь была восстановлена связь с группой Плеханова. В июле Ленин выехал в Германию, а оттуда к Плеханову — договариваться о совместном издании газеты.
Старая Женева видывала множество Людей, по разным причинам покинувших родину. В те далекие времена Швейцария одинаково радушно принимала анархистов, заговорщиков из южных американских республик и мрачных македонских повстанцев. Шумными толпами бродили по Женеве темпераментные итальянские бунтари, а потом стали появляться белокурые богатыри из загадочной России, добродушные на вид, но, как говорили, очень страшные для царского русского правительства.
Между всеми этими изгнанниками выделился человек, поселившийся в Женеве после взрыва бомбы Гриневицкого, убившей царя Александра Второго.
Цареубийство необыкновенно возвысило русских борцов за свободу в глазах здешних революционеров, а русский, о котором идет речь, стал предметом особенного и нескрываемого любопытства. Было известно, что совсем недавно он принадлежал к знаменитой партии, которая казнила царя.
— Все утверждают, — говорили в Женеве, — что и нынешний царь не уйдет от карающей руки революции. Этот молодой человек — один из ее вождей.
Ждали, что он скажет что-нибудь особенное по поводу исключительного подвига, совершенного его товарищами, но он разочаровал всех, заявив, что царствует ли в России Александр Второй или Третий, — от этого положение русского обездоленного народа не изменится.
Словам русского не придали значения, полагая, что он из-за каких-то соображений не хочет говорить о своей причастности к убийству цари. Поэтому атмосфера загадочности, даже некоторой легендарности, создавшаяся вокруг него, не рассеялась, а сгустилась. Его окружало всеобщее почтение.
Жил он в маленьком доме с женой-врачом, жил скромно, если не сказать бедно; всех, кто к нему приходил, встречал ласково. Он много работал… Часами просиживал над книгами в читальных залах или писал что-то за маленьким столиком в кафе на безлюдной улице.
Проходили годы, и жители Женевы хоть и привыкли к русскому, но всегда с любопытством посматривали на него, когда он выходил гулять, один или в сопровождении жены.