Ольга Михайловна, после того как Аксинья Хрипучка отказалась принять на зиму молодых, приютила их в школе, — Аленка помогала учительнице в домашних делах, Чоба топил печи.
Устроившись на новом месте, пастух выпил для храбрости «мерзавчик» и пошел за кладом.
Взяв лопату и лом, спрятанные в камыше, Чоба вошел в землянку, засветил фонарь, закрыл дверь и начал копать землю, все время читая молитву. Работал быстро, землю наружу не выносил, чтобы ею же засыпать яму. Он вырыл колодец аршина в полтора глубиной. И тут лопата стукнулась о что-то твердое.
Чоба выронил лопату, вытер лоб, еще три раза прочитал молитву и одеревеневшими руками снова принялся копать. Лопата часто ударялась о железо, а Чоба все рыл и рыл. Он осветил дно ямы — перед ним была покатая поверхность сундука, обитая железными полосами.
— О, господи, клад!..
Послышалось мяуканье. Чоба в полумраке увидел чьи-то глаза, сверкающие зеленым огнем.
Чоба задрожал, хотел было прочитать молитву, но от страха забыл начало. Между тем мяуканье становилось все более настойчивым, а зеленые глаза приближались. Чоба перекрестился — мяуканье смолкло.
Нечистый!
Чоба клал кресты направо и налево. Вдруг рядом с собой на выброшенной земле он увидел черного кота, показавшегося ему неестественно огромным.
— Нечистый, нечистый, сгинь, сгинь! Господи, спаси, господи, спаси, матушка-троица! — шептал Чоба, крестя кота, а тот продолжал мяукать.
Чоба кинул в него комом земли; кот отскочил в угол, свет фонаря упал на него, и кошачья тень на стене землянки приняла какие-то странные очертания. Чоба кидал в кота землей, кот бегал по землянке, то пропадая в темных углах, то снова появляясь. В ужасе Чоба открыл дверь.
— Господи, помилуй, господи, помилуй, — бормотал он, — не накажи, не накажи…
Кот подошел к двери, повел глазами, да и был таков.
Если бы Чоба не испугался, он бы сообразил, что это был обыкновенный деревенский кот, пробравшийся в землянку, чтобы поохотиться за мышами. Но пастуху было не до умозаключений; он верил, что нечистый явился в курган, чтобы спасти атаманские сокровища и Книгу Печатную.
Кое-как Чоба пришел в себя, снова окрестил землянку вдоль и поперек, прочитал раз двадцать молитву и начал окапывать землю вокруг сундука. Показались замочные петли. Чоба утроил усилия; пот лил с него ручьем. И вдруг под сундуком что-то хрястнуло, и он сразу осел на пол-аршина, словно провалился. По-видимому, сундук стоял на чем-то гнилом и держался лишь породой, охватившей его со всех сторон. Чоба сел на край ямы и наблюдал за сундуком. «Неужто, — размышлял он, — нечистый сильнее молитв?» Так он просидел минут пять. Повременив, Чоба ударил сундук ломом. Сундук стоял крепко. Чобе подумалось, что преисподняя, пожалуй, куда глубже, чем эта яма… Может быть, молитвы и хождение в церковь помогли ему и нечистый обессилел? Может, попробовать открыть сундук?
Набравшись духу, Чоба залез в яму и приподнял крышку. Сундук был полон каких-то газет и листков.
Чоба все понял: нечистый все-таки одолел его! Атаманские сокровища он превратил в бумагу. «Ладно, — рассуждал Чоба, — вот попощусь, причащусь, буду еще смиренней, худого слова никому не скажу, — авось господь превратит бумажные листки в деньги».
Он закрыл сундук, засыпал яму.
Не случись у него размолвки с Викентием, он бы, конечно, по простоте душевной рассказал попу, как дьявол помешал ему взять клад. Но попа Чоба побаивался.
«Кому же рассказать, у кого попросить совета, как одолеть колдовство? — размышлял Чоба по дороге домой. — Неужто учительнице? И то — она и добра, и приветлива, и народ к ней льнет, да и Листратка советовал держаться к ней поближе».
Чоба рассказал о своих мытарствах Ольге Михайловне. Ей ничего не стоило уговорить Чобу молчать о найденном сундуке. Пуще всего она наказывала Чобе не проболтаться о находке попу.
Чоба даже Аленке ничего не сказал. А сундук с литературой Андрей Андреевич и Сергей ночью вывезли из кургана и спрягали в надежное место.
Глава шестнадцатая
Вспомнив заявление Лужковского на суде о том, что Улусов готов миром договориться с мужиками насчет аренды земли, Викентий послал земскому письмо с просьбой приехать в село. Прошла неделя, Улусов, обозленный решением суда, носа не показывал в Дворики. Тогда Викентий решил пойти на крайнюю меру.
Придравшись к какому-то церковному празднику, он устроил торжественную обедню. Для вящего блеска в литургии участвовали три окрестных попа.