— Чудеса!
— Именно. Чего только на Руси не бывает! Ну, познакомились, подружились, и в минуту откровенности Григорий Ефимович душу мне открыл. «Любил, — говорит, — в жизни одного человека, по-настоящему любил, и сейчас люблю…» И назвал вашу фамилию!
— А моя фамилия вам, конечно, уже была известна?
— Ну, ясно. Как же не быть известной, вы же нам во все колеса палок понатыкали. Впрочем, об этом потом… Я о Грише, предмет-то больно уж любопытный! Я ему и скажи, Григорию Ефимовичу: скоро, мол, увижу госпожу Лахтину. Тут он совсем душу нараспашку. Поклон просил передать, велел сказать, что ежедневно за вас молится, прощения просит за прежние хамства. — Филатьев посмеялся. — Что скажете, а? Вот уж поистине: жизнь — фантазерка непревзойденная!
— Вы что же, господин Филатьев, только за тем сюда приехали, чтобы передать мне Гришкин поклон и поговорить о жизни-фантазерке? — усмехаясь, проговорила Ольга Михайловна.
— Отчасти, отчасти и за этим, — рассеянно ответил Филатьев. — Главная моя цель в другом… Вы, конечно, знаете Флегонта Сторожева и его супругу?
— Знаю.
— О!..
Делая вид, что она вполне откровенна с Филатьевым, Ольга Михайловна преследовала далеко идущие цели. Она поняла, что Филатьев знает все или почти все. Так это и было на самом деле. После того как Викентий объявил Филатьеву о решительном разрыве с охранкой, тот следил за каждым шагом попа. Последние весьма печальные для полковника сведения о неминуемом крахе затеи Викентия заставили его поехать в Тамбов и сыграть ва-банк. Прямых улик против Ольги Михайловны у Филатьева не было. Но подпольную деятельность против примиренческих замыслов Викентия могла вести только Ольга Михайловна. Так думал Филатьев. Но у Ольги Михайловны против него был сильный козырь — и она тоже решила действовать напрямик.
Филатьев подошел к окну, побарабанил пальцами по стеклу. Он собирался с мыслями. Откровенность учительницы потрясла этого видавшего виды человека.
— Прегадостная погода, а? И что за город — центральная площадь, а кругом какие-то кучи, канавы… Черт знает что! — И, обернувшись, спросил: — Как поживает Викентий Глебов?
— Неважно.
— Почему?
— Вы же знаете.
— Гм… Скажите, что с ним происходит?
— А собственно, почему я должна отвечать на ваши вопросы? Ведь я не на допросе.
— Нет, нет, избави бог, это потом. Если, конечно, будет необходимость… Просто я знаю, что вы ближайший друг Викентия Глебова.
— Была, — прозвучал короткий ответ.
— Были или есть — это не важно, — заметил Филатьев. — Главное в том, что и вы и я очень хорошо знаем этого человека. Поэтому я и решил поговорить о нем с вами.
— А почему бы вам не поехать к нему?
— Не совсем удобно, — доверительно сказал Филатьев. — В ваших Двориках завелась агентура революционеров. Из моего приезда они, знаете, такое испекут… Вы же первая постараетесь.
— Разумеется.
— Черт побери, однако!
— Что — однако?
— Однако смелая вы! — с восхищением сказал Филатьев.
Наступило молчание. Каждый обдумывал следующий ход. Впрочем, Ольга Михайловна понимала, что преимущества на ее стороне, и улыбалась, зорко наблюдая за Филатьевым.
— Меня, Ольга Михайловна, в сущности, интересует один вопрос: вы, что же, убежденная социал-демократка или в родстве с эсерами?
— Вернее будет сказать, что я сочувствую социал-демократам и никак не сочувствую эсерам.
— Вот как! Значит, марксистка? Ах да, вспомнил… Ваш братец, да и вы… Как же, как же! Стало быть, цель у вас партийная?
— Только.
— И личных целей никаких нет?
— Моя цель состоит в том, чтобы Глебов прекратил развращать людей своими выдумками. Своими или вашими — это все равно.
— Но он глубоко идейный человек.
— Идеи его порочные, а используете их в своих видах вы. Не будете же вы отрицать этого?
— Гм…
— Так-то. Там, где для вас только честолюбивые планы и расчеты, там для крестьян гибель.
— Вот уж тут вы не правы, Ольга Михайловна! Неужели вы полагаете, что я просто банальный честолюбец? Боже мой! — воскликнул Филатьев. — Да пожелай я сделать себе карьеру, только карьеру, неужели бы я не нашел другого пути?
— Этот путь для вас не хуже и не лучше другого.
— Нет, поверьте, я идейно разделяю то, чем руковожу, могу присягнуть в этом. Карьера и честолюбие, Ольга Михайловна, что параллельные линии. Я хочу спасти государя и его государство.