— Ну и хорошо, — бормотал он, — ну и ладно! Подложим колоду этой старой хрычовке Фетинье.
Таня рассказала Луке Лукичу о встрече с отцом, о том, что застала у него разряженную в пух и прах Фетинью.
Лука Лукич покачивал головой, охал и вздыхал.
— Хитрющая, стерва, ох, хитрющая!.. Допер наш государь до точки, прости меня, господи… Экую дрянь в дому держит.
Вечерня кончилась. Таня распрощалась с Лукой Лукичом и быстро зашагала к собору.
По дороге она встретила отца Паисия. Любезностям его не было конца.
— Я вам келейку предоставлю. Уединенная и чистая, будете довольны. И от собора в пяти шагах, так что сможете, не выходя из дома, лицезреть государя и все торжественные моменты! — трещал он, провожая Таню. — Для отца Викентия, голубушка, у нас отказа ни в чем нет. А с трапезой… О трапезе подумаем отдельно. Да, впрочем, в гостинице превосходнейшая кухня… Правда, постное едим, но я шепну повару, он вам курочку приготовит.
Таня спешила на свидание, разглагольствования монаха раздражали ее, но ради такого дела пришлось терпеть.
Келья, куда привел ее отец Паисий, оказалась действительно очень уютной и, что самое главное, с отдельным ходом.
— Тут у нас жил один схимник, но скончался, упокой, господи, его душу, не дождался умилительного праздника, болтал Паисий. — Но вы не беспокойтесь, после его кончины тут все прибрано, белье чистое… Я эту келейку для одной важной барыни уготовил, да, видно, запоздала. Оно и слава богу, не бывает худа без добра. Отец-то Викентий возрадуется, что я ему так услужил. Да и мне усладительно оказать ему малюсенькую услугу. С богом, золотко, с богом! Вещички где ваши? А то пошлю за ними.
— Спасибо, отец Паисий, я налегке. Все мои вещи со мной, — она показала на маленький саквояж, называемый обычно докторским. — Благодарю вас за заботы. Все чудесно.
— Ну и слава богу, ну и слава богу!
Таня кое-как избавилась от болтливого старика. Когда он ушел, она вынула из саквояжа цветную косынку и повязала ее вокруг шеи: это была примета для того, кто должен прийти на явку, — Таня не знала его в лицо, и он не знал ее.
Солнце зашло, но сумеречный свет угасающего дня еще тлел на востоке. Около собора стояли толпы богомольцев и нищих, ожидающих выхода высшего духовенства.
Таня обошла крайние ряды богомольцев и стала невдалеке от паперти, в кучке людей, споривших о чем-то.
Прошло несколько минут. Кто-то тронул ее за плечо и тихо сказал:
— Добрый вечер, служба окончилась.
Не оборачиваясь, Таня ответила:
— Утром начнется снова. — Нащупав руку человека, стоявшего рядом с ней, и не глядя на него, она сказала тихо: — Идите за мной следом, я покажу, где живу. Когда совсем смеркнется, зажгу свечу и подержу ее у окна. Потом закрою ставни. Тогда входите, постучав два раза в дверь.
…Дома Таня помылась, причесала волосы и прилегла отдохнуть. Усталость взяла свое, и она почти мгновенно заснула. Потом словно кто-то дернул ее за руку. Таня открыла глаза. Было темно, в окна сквозь кусты сирени пробивался свет молодого месяца. Таня поспешно встала, привела себя в порядок и зажгла свечу. Несколько минут она подержала ее у окна, прикрыла ставни.
Тихо постучали. Таня вышла в сени и отперла дверь. От кустов сирени, окружавших келью, отделилась тень.
Таня огляделась: ни души.
— Входите, — шепнула она.
Тень проскользнула в сени. Таня заперла дверь и вошла в келью.
— Здравствуйте, товарищ Метлов, — сказал вошедший — это был Алексей Петрович. — Я ждал сигнала минут двадцать.
— Простите, я вздремнула. Здравствуйте, — она протянула гостю руку. — Как прикажете величать вас?
— За пять лет, — с веселым смешком отозвался Алексей Петрович, — я переменил много разных кличек… Зовите меня Земляком, это последнее мое подпольное имя.
Он понравился Тане: добрые глаза, каштановые волосы в колечко… Чем-то он напомнил ей Флегонта — может быть, смеющимися глазами.
— Ну, товарищ Метлов, — сказал Алексей Петрович, — с чего начнем?
— Начнем вот с того: надо как-то устроить вас. Вы где остановились?
— В лесочке у кусточка, — шутливо ответил Алексей Петрович.
— Одни?
— Нет, с возчиком. У него все мое добро.
— Кто возчик?
— Свой, не беспокойтесь.
— Завтра сюда приезжает царь. Охрану поставят такую, что в монастырь не проберешься. Я тут, по ряду причин, на особом положении. А вот что делать с вами, не придумаю.
— Нет ли тут у вас какого-нибудь чуланчика? — спросил после раздумья Алексей Петрович.