— Глупости болтаешь, Черный! — оборвала его Сашенька. — Не слушай его, Листрат, он бешеный и ничего, кроме револьверов и поджогов, не признает. Рабочие победили — и очень хорошо.
«Тьфу ты! — мысленно злобился Листрат. — И у них: один в дуду, другой на балалайке!»
— Верно, Черный, ты уж помалкивай! — снисходительно проговорил Стукачев. — Из тебя будет такой же теоретик партии, как вон из той сосны. — Он снова обратился к Листрату. — Ты не знаешь, губернатор еще в Борисоглебске?
— Дён пять назад был там.
— Ага! — Стукачев переглянулся с Сашенькой. — Надо сказать Лаптеву, а? Может быть… — Он не докончил своей мысли, очевидно, стесняясь Листрата.
— Но ведь это дело тамбовского комитета! — возмутилась Сашенька. — И саровское дело было решено нашим комитетом, и борисоглебское. Я не понимаю, при чем тут Лаптев?
— Пусть санкционирует Лаптев, — безапелляционно отрезал Стукачев. — Раз он здесь, пусть приложит руку центра.
Сашенька передвинула плечами.
Листрат понял все.
— Вы уж не ухлопать ли собрались губернатора? — с озорной ухмылкой спросил он.
— А тебе его жалко? — подхватил Волосов.
— Рано или поздно этот сатрап умрет. И не в своей постели, — с пафосом сказала Сашенька.
Листрат помолчал, подумал и, хмурясь, сказал:
— Мне его не жалко. Только такой сволочи царям не занимать стать. Этого прикончите, другой сукин сын найдется.
— Ты распропагандирован социал-демократами, — резким тоном проговорила Сашенька. — Черный, твой приятель распропагандирован эсдеками. Я полагаю, что ты выбьешь из его головы хоть часть этой дури.
Листрат хотел было сказать ей кое-что насчет выбивания дури, но сдержался.
— Ты не ответил нам, — Стукачев мрачно посмотрел на Листрата. — Что ты намерен делать?
«Да! Что делать?» — Листрат был в темном лесу, в более темном, чем тот, который окружал его ночью. Страшный, черный лес и, куда ни ткнись, непролазная чащоба, звериные тропы, охотники с ружьями… Уйти? Куда? Продираться сквозь лес? А дальше? В чистом поле он будет на примете, как одинокий колос, оставшийся после жатвы.
— Мне теперича все едино, — сумрачно сказал Листрат. — Примете к себе — спасибо. Не примете — уйду. Насчет ваших секретов — будьте благонадежны. У меня рот зашит такой ниточкой — не разорвешь, не разрежешь, Да Коська знает.
Волосов кивнул.
— Он тертый калач. Сказал — ручаюсь, стало быть, ручаюсь. И дурь выбьем.
Листрат покорно склонил голову.
— Значит, с нами? — Стукачев глядел на него в упор.
— С нами.
— Молодец! — С восхищением воскликнула Сашенька. Ей очень хотелось, чтобы Листрат остался с «братьями». — Из тебя выйдет боевой товарищ. — Помолчав, она добавила: — Ты встретишь здесь еще одного своего знакомого — Николая Челухова. Знаешь его?
— Еще бы! — с усмешкой отозвался Листрат.
— Петр, так что же решим? — обратилась Сашенька к Стукачеву: тот снова уткнулся в книжку.
— Пусть остается. Проверить на деле, а потом решить окончательно. Черный займется им.
Листрата покоробили эти слова. Но — молчок… Коготок увяз — птичке конец.
— Мы тебя испробуем, — двусмысленно сказала Сашенька. — Теперь скажи, где Таня и Ольга Михайловна?
Таню и Ольгу Михайловну Листрат видел давно; кроме того, он вспомнил наказ Воронина — не болтать лишку.
— Не знаю, — произнес он угрюмо. — Чего не знаю, того не знаю.
— Я слышала, — растягивая слова и кокетничая о Листратом, снова заговорила Сашенька, — что этот мерзавец Улусов все-таки содрал с вашего села дань?
— Двадцать тысяч.
— Подлец! — стиснув зубы, проговорила Сашенька. — Этому тоже голову напрочь!
— Однако, — сказал Листрат, — соловья баснями не кормят. Раз уж я ваш, то и харчи ваши. Я за три дня краюху хлеба съел.
— О, какая я недогадливая! — заспешила Сашенька. — Прости, Листрат, заболталась, забыла, что ты голоден! — Исподлобья она кинула на него ищущий взгляд. Притаенная радость снова затрепетала в полузакрытых глазах около заячьей губки и ноздрей.
Листрат, смекнув, в чем дело, озорно повел бровью.
Сашенька налила Листрату крепкого чаю, отрезала хлеба и накрошила на деревянное блюдо ветчины.
«Эка ухаживает! — со злостью подумалось Волосову. — Ну, баба! Враз сцапала парня!» Он с завистью наблюдал, как Сашенька увивалась вокруг Листрата, угощая его.
К костру подошел еще один, заспанный и вялый, в студенческой тужурке, небрежно накинутой на плечи.
— Лаптев, — окликнула его Сашенька, — здесь ваш односельчанин.