В зале возник неимоверный шум, когда Мартов сказал, что, поскольку поставлен вопрос о внутренних отношениях в бывшей редакции «Искры», он и еще трое редакторов уходят с заседания.
Вслед за тем, полагая, что съезд без Мартова ничто, он ушел. Не очень охотно за ним последовали Старовер, Засулич и Аксельрод. Ушел Плеханов, поручив председательство другому делегату. Вынужден был, скорее из внешней солидарности, нежели по своему желанию, уйти и Ленин.
Председатель обратился к съезду с просьбой ответить, должна ли старая редакция присутствовать при дальнейших прениях. Его никто не слушал: возбуждение нарастало, и беспорядок достиг кульминации, пока наиболее благоразумные делегаты — в их числе Крупская и Землячка — кое-как навели порядок.
Решили, что без присутствия редакторов работа съезда будет облегчена. Однако не прошло и десяти минут, как снова нестройный шум голосов заглушил выступавших. Отдельные делегаты резко спорили друг с другом; их призывали к спокойствию; шум продолжался. Не было Ленина, который умел одним словом возбуждать и успокаивать страсти.
Делегаты перебивали друг друга. Кто стоял за то, чтобы сохранить прежнюю шестерку редакторов, кто предлагал троих, доказывая, что чем меньше редакторов, тем меньше споров и тем продуктивнее будет их работа.
Троцкий и на этот раз вихлялся туда и сюда: то он защищал тройку редакторов, то произносил горячие речи, восхваляя бывшую редакцию «Искры».
Утром съезд отверг предложение Троцкого об утверждении прежней редакции, пригласил старую редакцию вернуться в зал заседаний и принять участие в выборе новой редакции.
Мартов, поняв, что дело проиграно, старался натравить съезд против Ленина, утверждая, что именно он сокрушил старую «Искру», которой, мол, больше не существует, и обвинял Ленина (как всегда, не называя имен) в том, что он ввел в партии «осадное положение».
— Я надеялся, что съезд положит конец осадному положению и наведет в партии нормальные порядки. В действительности же осадное положение с исключительными законами против отдельных групп продолжено и заострено… При таких обстоятельствах, — надменно закончил Мартов, — предположение некоторых товарищей, что я соглашусь работать в реформированной редакции, я должен считать пятном на моей политической репутации. На такую роль согласится не тот Мартов, которого, как я думаю, вы знаете по работе. Для всех не тайна, что речь при этой реформе идет не о работоспособности старой редакции, а о борьбе за влияние на Центральный Комитет, то есть о желании превратить ЦК в орудие редакции.
Ленин тут же уличил Мартова во лжи, заявив, что его предложение о трех редакторах Мартову было заранее известно и тот не протестовал против него.
— До какой степени глубоко мы расходимся здесь политически, — это слово Ленин особенно подчеркнул, — с Мартовым, видно из того, что он ставит мне в вину желание влиять на ЦК, а я ставлю себе в заслугу то, что я стремился и стремлюсь закрепить организационным путем. Оказывается, что мы говорим даже на разных языках. К чему была бы вся наша работа, все наши усилия, если бы венцом их была бы все та же старая борьба за влияние, а не за полное приобретение и упрочение влияния. Да, — воскликнул Ленин, — товарищ Мартов совершенно прав: сделанный шаг есть, несомненно, крупный политический шаг, свидетельствующий о выборе одного из наметившегося теперь направления в дальнейшей работе нашей партии! И меня нисколько не пугают страшные слова об «осадном положении» и об «исключительных законах против отдельных лиц и групп»… По отношению к неустойчивым и шатким элементам мы не только можем, мы обязаны создавать «осадное положение», и весь наш Устав, весь наш утвержденный отныне съездом централизм есть не что иное, как «осадное положение» для столь многочисленных источников политической расплывчатости. Против расплывчатости именно и нужны особые, хотя бы исключительные законы, и сделанный съездом шаг правильно наметил политическое направление, создав прочный базис для таких законов и таких мер.
Съезд решил избрать редакцию из трех человек: Ленин, Плеханов и Мартов после тайного голосования оказались избранными.
Мартов, чтобы сорвать и это решение, отказался быть членом редакции. Съезд, которому надоели его увертки и надменность, предоставил двум избранным редакторам кооптировать в редакцию третьего.