— Понимаешь, Ленка, — сказал он, — они не признают никакой власти, никакого государства, — делай что хочешь! Все, говорят, надо сломать… Замечательно!
Лене это не нравилось.
— Зачем же все ломать? — недоумевала она. — По-моему, это глупо.
— Ничего ты не понимаешь! — пробормотал Андрей.
Когда анархистов разогнали, Андрей задумал продолжать их дело. Конечно, он знал, что ни Джонни, ни Лена, ни тем более Виктор не понимают анархизма, что с ними надо говорить на другом языке, но он надеялся, что когда-нибудь, со временем, он сможет вывести своих друзей на истинный путь. Обычно неразговорчивый и суровый, Андрей как-то разоткровенничался с Виктором и поделился с ним своими мыслями.
— Понимаешь, Витя, — сказал он, — это замечательное дело. При анархии не будет насилия. Вот, например, я хочу уехать в Австралию, но не могу. Говорят — нельзя. А при анархии слова «нельзя» не будет. Можно будет делать все.
— Это хорошо, — сказал Виктор. — Но только я не понимаю вот чего: вдруг кто-нибудь захочет перебить все стекла в домах. Как с ним быть?
— Ну, как? Ну, общество не будет с ним разговаривать, объявит ему бойкот.
— Но ведь бойкот — тоже насилие?
Андрей прервал рассуждения и удалился, мрачный, Оскорбленный.
Несмотря на некоторые сомнения, Виктору нравилось все, что говорил об анархизме Андрей. Ему очень хотелось, чтобы никогда не было войн, чтобы люди не убивали друг друга, чтобы все жили мирно, чтобы не было очередей за хлебом и керосином, чтобы не было этих страшных разговоров о голоде, о тифе и грабежах.
Как-то в августе, перед началом занятий в школе, Виктор сидел в адвокатской беседке и читал газету. В газете писалось, что деникинский генерал Мамонтов прорвал фронт и идет в глубь страны, разрушая железные дороги, грабя совхозы, громя города.
Петр Игнатьевич сидел рядом на низеньком стуле и чинил чьи-то сапоги.
— Дядя Петя, — окликнул его Виктор, — возьмет Мамонтов Москву?
— Трудно сказать.
— Вот бы папе рассказать об этом!
— Папа знает. Я ему вчера сумел кое-что шепнуть.
— За что его так долго держат? — спросил Виктор. — В чем он виноват?
— Никто, — сказал Петр Игнатьевич, — не был наказан беспричинно. Если бы большевикам не повезло в октябре семнадцатого года, Евгений сделал бы с большевиками то же, что они сделали с ним.
Однако эти доводы не успокаивали Виктора.
— А все-таки хорошо бы было, если бы Мамонтов взял Москву! Правда, дядя?
Петр Игнатьевич не успел ответить: дверь стремительно открылась, и в беседку вбежал Андрей.
— Виктор, бойскаутов разгоняют!
— Да что ты?
— Я встретил сейчас скаутмастера, он просит всех идти в отряд!
Через полчаса Виктор и Андрей подошли к помещению, которое было занято бойскаутскими отрядами. Это была мрачная, низкая комната, пыльная и почти пустая. На одной стене висел портрет Баден-Пауэля и огромный фанерный щит с нарисованными белыми лилиями.
На колченогом столе валялся растрепанный комплект «Мира приключений» и «Устав бойскаутов».
За столом сидел незнакомый Виктору и Андрею парень в замасленной тужурке.
— Чего вам надо? — грубо спросил он.
— А тебе чего? — тем же тоном ответил Андрей.
— Я представитель юков, и мы занимаем это помещение.
— Это что за юки?
— Юные коммунисты.
— Дам я тебе по шее — и вылетишь вместе со своими юками!
— Попробуй. — Парень положил на стол кулак, вымазанный то ли мазутом, то ли дегтем.
— А куда же нам деваться? — спросил вежливо Виктор.
— Кому это вам?
— Бойскаутам!
— Таких больше нет. Кто хочет, иди к нам, а буржуазия пусть катится к черту.
Виктор посмотрел на Андрея. Тот пожал плечами.
— Кто же у вас главный? — спросил Виктор.
— Я.
— А откуда ты?
— Со «Светлотруда». Ну, валите, ребята!
— А как же наши вещи?
— У нас останутся.
— Ну и сволочь!
— Ты помолчи, рыжий, а то… — Парень встал.
Виктор и Андрей вышли из комнаты.
Виктор шел мрачный, он ничего не мог понять.