Опанас провел Андрея в заднюю комнатку, заставленную банками и прочей аптекарской посудой.
— Слушай, — сказал он почти шепотом, — приходи ко мне сегодня. Только один.
— Почему один? А Виктор?
— Знаешь, неудобно. У него отец сидит в тюрьме, вот, скажут, с чьими сыновьями Опанас путается.
— Хорошо, — сердито сказал Андрей и вышел.
— Ты не говори ему! — крикнул Опанас вслед Андрею.
— Ладно.
Когда Андрей догнал Виктора, тот спросил его:
— Зачем он тебя звал?
— Книгу просил.
Вечером Андрей пришел к Опанасу.
— Что же делать, Николай? Бойскаутов разогнали, в школе мура. Может быть, к юкам пойти?
— Не советую. Я к ним иду, но я — дело особое. А вам не стоит. Да и не примут. Там пролетариев любят. — Опанас усмехнулся. — А ты знаешь что: попробуй из ребят свою организацию создать. Увлеки их чем-нибудь остреньким. Ты мне что-то об анархизме, помню, писал. Вот и возьмись.
— Куда им!
— Так не надо сразу с анархизма начинать. Начни с чего-нибудь занятного. Каких-нибудь пиратов, что ли, придумай. Общество пиратов. И занятно и весело. А тем временем помаленьку втолковывай им свои мысли.
— Черт ее знает…
— Только, пожалуйста, помни: я ни причем, я ничего не знаю.
— А что делать с пиратами?
— Научу. Выдумаем интересные вещи.
— А может быть, к юкам?
— Как хочешь! — рассердился Опанас и куда-то заторопился.
Спустя несколько дней Андрей сказал Джонни:
— Послушай, давай играть в разбойников, но по-другому.
— А ну? — заинтересовался Джонни, великий охотник до всего нового.
— Чтобы все было по-настоящему: клятвы, законы, месть! Подавать тайные знаки, стоять друг за друга до гроба.
— Ага, — восхитился Джонни. — Это дело! А кого же мы примем?
— Ну, мы с тобой, Виктор, Лена. Ну, Женечка…
— Никаких Женечек, — отрезал Джонни. — Без сопливых.
— Ну, это обсудим. Понимаешь, чтобы это крепко было, чтобы за предательство — смерть.
— Ага, — согласился Джонни.
Вечером Андрей, Джонни, Лена и Женя собрались в беседке адвоката. Виктора не было, он на несколько дней уехал с Петром Игнатьевичем в деревню — менять вещи на муку и пшено.
Андрей предложил собравшимся назваться «Обществом вольных братьев-пиратов». Но Джонни, которого до необычайности увлекала идея Андрея, воспротивился. Он предлагал назваться «Братством кровожадных убийц».
— Глупость, — безапелляционно заявила Лена. — Ну, просто идиотство. Кого ты собираешься убивать?
— Всех, — заявил Джонни, обгладывая остатки яблока.
— Убивать грешно! — пискнула Женя, но Джонни лишь сплюнул.
— Я еще раз предлагаю назваться «Вольным братством пиратов», — сказал Андрей.
— Гм, пираты! Это на море — пираты! — бурчал Джонни.
— Пираты, дурак, это вольные люди. Понятно?
Однако Джонни не сдавался, и пришлось пойти на компромисс. Обществу было присвоено название «Кровожадных пиратов юга и востока». После того как было придумано название, дело застопорилось. Надо было сочинять законы общества, но сколько ни потели над ними Джонни и Андрей, — у одного выходило чрезвычайно глупо, у другого чрезмерно умно.
— Ох, непонятно! — пищала Женя, когда Андрей читал свои заумные параграфы.
Пришлось идти на поклон к Виктору, который ничего еще не знал о затее своих друзей. Сначала Виктор, обиженный на Андрея за то, что тот не ему первому сообщил свою идею, отказался участвовать в игре. Лена уговорила его, и Виктор сел писать «Хартию пиратского общества». Она удовлетворила всех: и Андрея (в «хартии» говорилось о равенстве и об ограблении богатых), и Джонни, потому что в ней были всякие ужасы, списанные у Буссенара. Один из пунктов «хартии» устанавливал верность уставу, честность и возвышенность нравов. Андрей фыркнул, но, заметив, что Виктор готов вспылить, замолк.
Началась игра. Она заполняла почти все свободное время детей.
Играя, они жили.
В те годы жители Верхнереченска, как и жители всех прочих городов республики, нуждались во всем — в хлебе, в топливе, не говоря уже об одежде и обуви. На улицах появилось вдруг бесчисленное количество коз — неприхотливых животных, дающих молоко, шерсть и кожу. Козы завелись и на Матросской улице. Чтобы не нанимать пастуха, улица установила пастушью повинность, ее несли все владельцы коз по очереди. Ежедневно улица выделяла для этого пятерых детей.
Стадо выгоняли за город на рассвете, когда Кна дымилась и сияли на траве капли утренней росы.
Солнце поднималось из-за леса круглым прохладным шаром. Одно мгновение казалось, что этот шар посажен на острую верхушку огромной сосны. Старая сосна с ее порыжевшей хвоей выделялась из зеленого плотного массива леса и была видна далеко. Солнце задерживалось на секунду у верхушки этой сосны, оно словно здоровалось со старухой, словно спрашивая ее: «Ты еще стоишь?»