— Здравствуй, — грубо ответил Андрей Компанеец. — Какого тебе черта здесь надо?
— Я заблудился. Я живу у Кузнецовой. Вчера приехал.
— А-а! — Андрей усмехнулся. — Дитё?
— Оно самое.
— А курево у тебя есть? Или дети не курят?
— Есть. Что вы тут строгаете?
— Зажигалки делаю, велосипеды чиню. Работаю целый день, а зарабатываю пустяки! — Андрей выругался.
— Плохо!
— Сейчас сколько угодно зарабатывай — все равно труба. Вчера коробка спичек стоила сто пятьдесят тысяч рублей, а сегодня уже сто семьдесят стоит. Разор!
— Дорого нынче все! — сказал Лев.
— Не знаешь, сколько и брать за работу. За масло мужики по два миллиона за фунт просят. Обдираловка.
— Их самих обдирают, — возразил Лев. — За пуд муки ста коробок спичек не купишь.
— Ну, знаешь, — вспыхнул Андрей, — было время, когда мы твоим мужикам за пуд муки рояль отдавали. Знаем их.
Лев замолчал. Андрей снова принялся за работу, бормоча себе под нос проклятия по адресу какого-то Спиридоныча, жулика и сукина сына, взявшего зажигалки и не отдающего деньги.
— Тебя как зовут? — спросил он вдруг Льва.
— Лев Кагардэ. А вас?
— Андрей Компанеец. У меня помощник есть — Сашка Макеев, по прозвищу Джонни. Такая, скажу, башка. Если бы не он — пропадать мне. Вот он топает!
Около беседки послышалось сопение, кряхтенье, дверь открылась, и угреватый, наголо бритый парень вошел в беседку. Сбросив на пол куски жести и обрезки труб, он присел на край верстака, снял шапку и вытер вспотевший лоб.
— Ну, и жмот твоя Васса, — сказал он. — Нипочем не хотела отдавать. Спасибо Лене — выручила. «Я, говорит, все равно выкину это к чертовой бабушке».
— Так и сказала?
— Ага. Уж эта Ленка! А это кто? — Джонни недоверчиво посмотрел на Льва и узнал в нем того самого парня, которого они с Леной встретили на вокзале. Лев стоял у двери, курил и, усмехаясь, разглядывал Джонни, его огромные ботинки, бархатные галифе и толстовку, сшитую на рост.
— Кагардэ, что ли, твоя фамилия? — переспросил Андрей Льва. — Лев Кагардэ. У Кузнецовой будет жить.
— А-а, — протянул Джонни и засопел. Андрей продолжал работать. Джонни подошел к нему и зашептал что-то на ухо.
— Но-о! — удивился Андрей. — Здорово!
Лев заметил, что мешает, и вышел из беседки, расспросив предварительно, как найти дорогу во двор. У калитки он столкнулся с Виктором, тот шел к Опанасу.
— Рощу нашу осматривали? — весело спросил Виктор Льва.
— Да, чуть не заплутался. А вы куда?
— К одному другу иду. Три месяца не видел.
— Приятно встречаться с друзьями. А у меня вот никогда не было друзей.
— Ничего, — сказал Виктор ласково, — найдете, — и, распрощавшись с Львом, помчался к Опанасу.
— А поворотись-ка, сын! Экий ты смешной стал. — Такими словами Опанас встретил Виктора. Он поворачивал его к себе то лицом, то спиной, щупал мышцы рук, похлопывал по плечам.
— Ой, как ты вырос, — изумился Опанас. — Небось девчонки за тобой сломя голову, а?
— Да брось ты, да ну брось, — бормотал Виктор и не знал, как спрятать пылающее лицо. Это разглядывание и смущало и оскорбляло.
— Да ты не красней, не красней, — подзадоривал его Опанас. — Я ведь все знаю. Все ваши тайны вот где у меня. — Он засмеялся. — И насчет Лены, и насчет всего прочего.
— Дам вот я тебе по носу, будешь приставать, — рассвирепел наконец Виктор. — Чего ты ко мне привязался?
— Ну, ладно, ладно, не сердись, я шутил. Садись, а я пока побреюсь.
Опанас развел мыло, наточил бритву и принялся брить черную, жесткую щетину.
Виктор, перебирая и перелистывая книги, кучей наваленные на столе, рассказывал о школе, о друзьях.
— Понимаешь, Никола, — сказал он, — так мы хорошо жили раньше. И ужасно скучно живем теперь. Не знаем, куда себя девать.
— Ну, а как у тебя дома?
— Тоже ничего хорошего, — ответил Виктор.
— Что такое?
— Дядя Петя начал пить. Да и понятно — и так трудно жить, а тут еще я. Вот кончу школу и уйду…
— Куда ты уйдешь, дурачина? — ласково сказал Опанас. — Таких, как ты, везде много! Ну, да ладно, придумаем что-нибудь!
Опанас кончил бриться и вышел из комнаты. Виктор оглянулся вокруг. Он давно не был здесь. Ничто не изменилось за это время в жилище Опанаса. В углу стоит чахлая пальма, на листьях ее лежит слой пыли, расшатанная кровать покрыта серым грязным одеялом, мрачные сырые обои еще больше позеленели, в углах висит паутина, на полу валяются изодранные половики, какие-то тряпки, бумаги и книги свалены в кучу, на столе — изрезанная и залитая чернилами клеенка, окно с мутными стеклами не пропускает света… Все, как было!..