Велизарий как Командующий Армиями на востоке и Командир Императорскими Гвардейцами обращался к Юстиниану трижды, умоляя его задуматься об опасности, грозящей империи. После третьей попытки поступил императорский приказ:
«Его Величество запрещает снова поднимать этот вопрос. Бог защитит Его народ, который верит Ему и Его мощной опеке!»
Осенью 558 года от Рождества Христова умер Иоанн Кровавый. Он погиб от несчастного случая на охоте, после того как послушно служил Нарсесу во время итальянской кампании. Шел десятый год, как мы жили в Константинополе. В это время Велизарию передали послание от капитана торгового судна, плавающего в Черном море. Послание было написано дрожащей рукой старца на грязном обрывке пергамента:
«Уважаемый Велизарий, вы спасли мою жизнь от Иоанна Каппадохийца более пятидесяти лет назад в постоялом дворе во Фракии в Адрианополе, когда были совсем молодым юношей. Пришло время доказать, что Симеон горожанин не забывает добро. Болгарские гунны захватили меня в рабство давным-давно во время нападения на Фракию. Они ко мне хорошо относились, потому что я искусно изготовлял седла. Мне пришлось выучить их варварский язык, и у меня стали спрашивать совета. Должен признаться, что сейчас мне живется лучше, чем когда меня грабили жадные имперские сборщики налогов. Мне не хватает хорошего фракийского вина и тепла моего уютного дома. Мне стало известно, что нынешней зимой, если Дунай снова замерзнет, как предсказывают, болгарские гунны войдут во Фракию. Они хвастаются, что займут Константинополь и соберут такую дань, какой никто не видывал со дня сотворения мира. Их поведет Заберган, очень сильный и способный хан. С ним отправятся двадцать тысяч всадников. Предупредите императора. Прощайте».
Велизарий принес письмо императору. Юстиниан спросил его:
— Что это за обрывок пергамента, воняющий досками? Как ты смеешь приносить подобную грязь своему императору?
— Ваше Величество, если грязный нищий видит клубы дыма, струящегося из верхних окон громадного дома, он может ворваться в дом с криками «Пожар!» И жильцы дома поблагодарят его за своевременное предупреждение и извинят его грязные лохмотья и грубую речь!
Юстиниан сказал:
— Уважаемый Велизарий, это, наверно, одна из твоих военных уловок, которыми ты прославился! Ты желаешь нас напугать и потому увеличить наши армии и перестроить укрепления города, прекрасно понимая, что мы тебе запретили говорить об этом в открытую. Тебе не удалось нас обмануть, и мы тебя прощаем за хитрость. Велизарий, не старайся исторгнуть неверность из своего сердца, потому что в прежние времена при дворе были генералы, которые убеждали своих императоров увеличить армии, планируя использовать их против государства. Проверь глубины собственного сердца, генерал, и если заметишь там грех, вырви его с Божьей помощью. Он даст тебе для этого силы.
На площади Августа напротив дома Сената Юстиниан водрузил свою колоссальную конную статую. Она стоит на высоком пьедестале, покрытом прекрасной светлой медью. На Юстиниане надета старинная кольчуга и шлем с удивительно длинным плюмажем. В левой руке у него держава с крестом, а правая рука поднята вверх, как бы говоря: «Сгиньте, враги!» У него нет оружия, даже кинжала, как будто этот жест и сдвинутые брови вполне достаточны, чтобы отпугнуть врага. В последние годы своего правления он относился к армиям так, словно они ему не были нужны. Юстиниан всегда мечтал о вечной славе и вел себя, как тот богач, о котором упоминал Иисус Христос.[117] Он начал строить дом, не посчитав заранее его стоимость. Затем он наделал долги и над ним стали насмехаться люди. В городе болтали, что Юстиниан был удивительно завистлив. Он тратил деньги на никому не нужные религиозные роскошные вещи и забывал о практических временных нуждах.
Все знающие люди соглашались, что он никогда не должен был пытаться оккупировать и покорять Африку и Италию, располагая недостаточными военными силами. Несмотря на поразительные успехи Велизария, двойная задача была слишком сложной, чтобы императорским силам удалось ее осуществить. Конечно, у них все еще оставался Карфаген и Равенна, но длительные военные кампании привели эти процветающие и прекрасно управляемые земли почти к полному разорению. Тем временем северные и восточные границы были ослаблены отсутствием гарнизонов, резервов и многократными нападениями готов, так что катастрофу с трудом удалось избежать. Ценой повторного покорения Западной империи стало, образно говоря, ее разрушение и также разрушение Сирии, Колхиды, римской Месопотамии, Иллирии и Фракии. Доходы из этих мест сильно снизились. Юстиниан был вынужден ввести политику сокращения военных расходов и экономии. Он стал применять подобную политику в отношении обороны империи, зато не скупился в расходах на церковь. Он строил и украшал монастыри и церкви в надежде, что силы небесные станут ему помогать, так в прежние времена он подкупал франков, славян и гуннов подарками, золотом или оружием. Он пытался оправдать свое суеверие словами Христа, обращенными к апостолу Петру, когда тот сопротивлялся охране еврейского высокого священника и даже отрезал одному из охранников ухо.
— Вложи твой меч в ножны. Кто возьмет меч, от меча и погибнет!
Юстиниан все больше увлекался пацифизмом, потому что не тревожился о своей безопасности. Он тайно обращался к предсказателям, и они его убедили, что он спокойно умрет в собственной постели в священных апартаментах дворца.
На Рождество гунны перешли замерзший Дунай. Когда новости достигли двора, император приказал служить мессы во всех главных монастырях и церквах и провел всю ночь в бдении в соборе Святой Ирины. Больше он не стал ничего предпринимать. Гунны разделились на две части. Одно войско собиралось грабить Грецию, а второе, под командованием хана Забергана, должно было захватить Константинополь. Гунны без помех промчались по Фракии. Поскольку гунны были язычниками, они не щадили церквей и монастырей, грабили и насиловали, отсылая домой полные повозки трофеев и множество пленных по зимним дорогам и далее через Дунай. Сопровождали эти процессии дикие всадники, которые с помощью хлыстов или ударами меча подгоняли пленников. Если кто-то из пленных падал и не мог сразу подняться, его убивали без пощады, если даже это была рожавшая женщина. Гунны между собой вели себя вполне прилично, но они весь христианский мир считали добычей и могли с легкостью вонзить копье в крещеного младенца, как они это делали во время охоты на дичь.
Заберган продолжал двигаться дальше. Длинные стены Анастасия, выстроенные поперек полуострова на расстоянии тридцати двух миль от города, не помешали его всадникам, потому что были во многих местах разрушены и не было солдат, которые бы охраняли эти проломы. Не было также катапульт или других военных машин, чтобы из них стрелять из башен. Во время праздника Трех Королей Заберган стал лагерем на берегах реки Афирас в двадцати милях от города. В Константинополе началась паника. На площадях города скопилось множество несчастных беженцев из окрестных деревень. У них были серые лица и скромные пожитки, и они громко кричали.
— Гунны пришли. Они похожи на разъяренное стадо диких животных! Они все разрушают на своем пути! Господи, смилуйся над нами!
Сосед спрашивал у соседа:
— Где же солдаты императорской гвардии? Где городская милиция? Неужели никто не остановит болгарских дьяволов, чтобы они не штурмовали внутренние стены, не сожгли город и уничтожили всех нас!
Множество людей нанимали лодки и переплывали через Босфор в Малую Азию. Каждый день переплывали Босфор пятьдесят тысяч человек.
Император Юстиниан большую часть времени проводил в молитвах в своей часовне. Он повторял снова и снова:
— Бог — всемогущ. Он нас защитит!
Он приказал сделать единственно разумную вещь — убрать из церквей и своих дворцов все сокровища, перевезти их в личный порт императора и там погрузить на баржи.
117