В ознаменование этой благородной истории, возвеличивающей Аркадия в неменьшей степени, чем нашего предка, и в надежде на еще одно столетие мира, о чем поклялся император Феодосий с нашим еще одним предком Бахрамом Охотником, а этот договор перестал действовать только недавно — мы хотим вам предложить следующее: чтобы вы, Юстин, сделали нашего любимого сына Хосрова, которого мы выбрали в качестве нашего преемника на трон, своим приемным сыном. Если вы это сделаете, мы станем нежно вас любить, и наши подданные также будут любить ваших подданных, и Великий царь с императором римлян станут не только кузенами, но и близкими братьями. Прощайте».
Вам наверно, покажется, что Юстин и Юстиниан, как его наследник, обрадовались этому письму, представлявшему счастливое разрешение всех их трудностей и даже старых споров по поводу цены на шелк, и вы в этом не ошиблись. Но они решили спросить совета у сенаторов, как Анастасий сделал по поводу Каспийских ворот. Всем прекрасно известно, что случается в подобных случаях, самое простое и явное решение отвергается, как не стоящее мудрости экспертов, какими почитали себя эти бестолковые, замшелые старики, и они начинают горячо обсуждать неясную альтернативу, а потом отвергать ее. Наконец, они подыскивают неприемлемое решение и принимают его единогласно. Так случилось и в этот раз. Приведу здесь один пример. Два умных афинских стражника преследовали вора из Фив и бежали за ним до границы города, где увидели знак: «Добро пожаловать, жители Фив». Один из преследователей сказал: «Наверно, он здесь спрятался».
«Нет, — крикнул другой. — Пусть он думает, что мы будем его искать именно здесь».
«Правильно, — ответил первый преследователь, — но он постарается нас перехватить и обязательно войдет сюда».
Они тщательно обыскали это место. А воришка из Фив читать не умел и побежал прятаться за городом.
Вот так же слишком умный Сенат обсуждал предложение Кобада. Был ли Кобад простаком, хитрецом или что-то затевал? И что будет дальше? Они рассмотрели все аспекты, и наконец гофмейстер, известный законник, выразил твердое мнение, что Кобад задумал какую-то хитрость, прикинувшись простаком, и желает, чтобы Юстин усыновил Хосрова, а потом, когда Юстин умрет тот законным образом станет претендовать на имперский трон. Любой обычный человек, если бы он там присутствовал, сразу понял бы абсурдность подобного аргумента. Во-первых, персы очень честные люди, и Великий царь не станет унижаться, использовав такой низкий трюк. Во-вторых, ни один из персов не может рассчитывать на то, что его станут воспринимать в качестве претендента на императорский трон, если даже он примет крещение, что в свою очередь отдалит его от его братьев, почитателей огня. Кобад делал искреннее и добрососедское предложение. Это был сигнал одного маяка другому маяку. Он всего лишь повторил действие Аркадия. Но мнение гофмейстера перепугало Юстиниана. Он не желал иметь никаких соперников, и даже Теодора, которая благосклонно отнеслась к письму, не смогла его убедить более разумно отнестись к предложению Кобада. Поэтому Юстин ответил Кобаду, предлагая усыновить Хосрова на военной церемонии, а не с помощью имперской хартии.
Первый способ усыновления известен среди готтов. Будущий отец представляет коня и полный набор снаряжения своему будущему сыну и говорит следующие слова: «Ты — мой прекрасный сын. Сегодня по обычаю народа и так, как это делают мужчины, я тебя породил. Пусть мои враги станут твоими врагами, а мои друзья — твоими друзьями, мои родственники — твоими родственниками». Разница между этой формулировкой и гражданским усыновлением с помощью хартии состоит в том, что не признается римским законом для передачи отцовского титула сыну, а рассматривается, лишь как контракт легальной защиты, с одной стороны, и сыновней покорности, с другой.
До созыва Совета Юстиниан лично заверил персидского посла, что император, как ему кажется, примет на себя это обязательство. Посол отправил донесение Хосрову, чтобы тот ожидал у границы, откуда его можно было бы быстро отправить в Константинополь для церемонии усыновления. Но все переменилось. Хосров считал себя жестоко обиженным, получив столь неопределенный совет, который римский посол привез его представителю на границе в Нисибисе. Он меньше разозлился бы на простой отказ, чем на положительный ответ, маскировавший отрицательный. Неужели Юстин на самом деле рассчитывал, что правитель старейшей и великой державы цивилизованного мира позволит, чтобы с его любимым сыном, которого он выбрал своим наследником и в котором текла кровь Артаксерксов, обращались как с варваром и обычным германским солдатом? Вскоре началась война, и Велизарий получил свое первое, весьма важное назначение.
До того как я расскажу о его подвигах, я должен поподробнее рассказать о жизни с нашей хозяйкой, когда мы находились в Антиохии. В год, когда разразилась новая война с Персией, 29 мая, мы сидели на крыльце, выходящем в сад, и ждали, когда нас пригласят к трапезе. Это было прохладное место, красиво выложенное плиткой, постоянно журчал фонтан. Там же находился искусственный бассейн из белого мрамора, со множеством разноцветных рыбок. Вокруг бассейна стояли цветы в горшках. Некоторые экзотические цветы привезены с Дальнего Востока. Моя госпожа держала в руках вышивку, но ее клонило в сон, и она не могла работать, потому что было невыносимо жарко. Мною также овладела слабость и я плохо соображал, а затем внезапно почувствовал дурноту. Все поплыло у меня перед глазами. Я пришел в ужас, неужели у меня начиналась холера? Тогда я умру через несколько часов. Холера буйствовала в бедных кварталах города и пожирала по пять тысяч человек ежедневно.
Недалеко от нас располагался великолепный храм в коринфском стиле, который был посвящен богине Диане (или сирийской богине Астарте). Более ста лет это место использовалось как официальный штаб фракции Синих.
Я попытался остановить взгляд на этом здании и его колоннах из желтого нумедийского мрамора. Колонны стояли стройными рядами. Но сейчас они покачивались, как пьяные, и от сильного толчка с сильным грохотом повалились.
И вдруг я понял, что здоров, а заболела матушка Земля! Мы испытываем толчки землетрясения, которое было удивительно мощным. Я схватил сына моей госпожи Фотиуса и маленькую Марту, которая играла рядом со мной, и выбежал в сад. Моя госпожа, спотыкаясь, последовала за мной. Мы едва успели: сильный толчок поверг нас всех на землю и наш прекрасный, удобный и дорогой дом с грохотом развалился на мелкие кусочки.
Что-то сильно ударило меня по голове, и я почувствовал, как пытаюсь плыть, как будто меня выбросило в море с корабля, потерпевшего крушение. Мне показалось, что меня пытаются погрести под собой огромные волны. Я тогда не знал, что тысячи моих сограждан на самом деле пытались выплыть. Это произошло потому что великая река Оронт, разбухшая от весеннего наводнения, после толчков изменила свое русло и пронеслась по нижней части города, поднявшись на высоту двадцати футов и все круша на своем пути.
Я немного пришел в себя и сразу взял свою госпожу за руку, и мы побежали к тому месту, где ранее стоял наш дом. Мы громко выкликали имена двух старших детей, имя их наставника и остальных слуг. Но все оказались погребены под пыльными руинами, кроме двух садовников и одного слуги, выбежавшего из дома, как только он почувствовал первый толчок удалось спастись лишь одной горничной, но она была тяжело ранена.