Ему думалось убедить Юстиниана отказаться от этого проекта, и все вздохнули с облегчением, в особенности чиновники из казначейства, которым в противном случае пришлось бы добывать деньги с помощью новых налогов. У генералов также стало легче на душе, потому что каждый из них побаивался, что ему придется возглавить экспедицию против вандалов.
Потом из Египта прибыл епископ и просил немедленную аудиенцию во дворце, потому что ему приснился удивительный сон. Юстиниан его ласково принял, и епископ рассказал, что сам Господь Бог присутствовал в его сне и приказал ему отправиться и отругать императора за нерешительность: «Если он предпримет войну, чтоб защитить честь моего Сына, о котором эти еретики — ариане смеют говорить, что он мне неравен, я возглавлю его войска во время сражения и сделаю его хозяином Африки».
Мне кажется, что подобные слова не были произнесены устами Божества, а были вложены в уста епископа африканскими ортодоксальными священниками, друзьями Хильдериха, которые поспешили убраться из Карфагена после того, как Гейлимер пришел к власти. Юстиниан всему поверил и заявил епископу, что он повинуется Божественному Провидению. Так ему пришлось обратиться к Велизарию, чья верность и смелость были еще раз доказаны во время мятежей. Он сказал ему в присутствии Теодоры:
— Счастливый патриций, мы доверяем вам честно захватить Карфаген!
Велизарий был предупрежден госпожой о том, что задумал Юстиниан, и ответил ему:
— Ваше величество, вы имеете в виду меня одного или еще дюжину командиров, которые обладают равно со мной полнотой власти? Если вы имеете в виду первое, то я отвечу вам верностью и благодарностью, если же второе — то всего лишь верностью и повиновением.
Юстиниан собирался было его отчитать, но в этот момент вмешалось Теодора, которая воскликнула:
— Не приставайте к императору с ненужными вопросами. Конечно, он имел в виду, что вы будете единственным командиром, разве я не права, дорогой Юстиниан? Нарсес, проследите, чтобы без проволочек был написан приказ и его подписал император.[78] В этом приказе почтенный Велизарий будет назначен вице-регентом императора. Большое расстояние между Константинополем и Карфагеном, к сожалению, не позволит императору давать полезные советы в неотложных случаях или ратифицировать высокие политические назначения и договора с необходимой для этого быстротой. Напиши, дорогой Нарсес: «Приказания Почтенного Велизария, Командующего Наших Армий на Востоке, должны во время этой экспедиции считаться нашими приказами».
Юстиниан только моргал глазами и шумно глотал, все было решено за него. Ему самому хотелось совместно командовать войсками. Конечно, ни один генерал не имел в случае единоличного командования никаких соперников и мог только себе приписать победу. Да и с военной точки зрения без единоначалия сложно управлять войсками, как это было доказано в Персии во время правления Анастасия, и Юстиниан подписал приказ.
Все это случилось осенью 532 года после Рождества Христова, спустя несколько месяцев после мятежей. Зима прошла в подготовке к походу. Госпожа радовалась, что экспедиция начнется весной будущего года, потому что она ждала дитя от Велизария к Новому году, и не собиралась оставаться дома, когда муж отправится на войну. Госпожа Антонина собиралась найти хорошую кормилицу и просить Теодору, чтобы она присматривала за ребенком. Так она и сделала, у них родилась дочь, которую они назвали Джоанинна. Император и императрица стали крестными, девочка была единственным ребенком, которого моя госпожа родила Велизарию. В конце концов, Джоанинна их сильно разочаровала.
Когда были объявлены подробности экспедиции, в Константинополе у многих стало тяжело на душе. Говорят, что городской губернатор сказал Иоанну Каппадохии во дворце:
— Боюсь, что нас ожидает несчастье, подобное тому, что пришлось вытерпеть нашим дедам от руки Гейзериха.
На что Иоанн Каппадохия весело возразил:
— Этого не может быть! В этой кампании мы потеряли не меньше ста тысяч человек, а сейчас я уговорил императора послать всего пятнадцать тысяч, и среди них почти все пехотинцы.
— Как вы считаете, у вандалов большая армия?
— Более ста тысяч, считая их союзников мавров.
Губернатор был поражен.
— Лучший из людей, как же Велизарий может рассчитывать на успех?
Иоанн Каппадохиец пожал плечами:
— Никто не мешает епископу стать Папой.
Эта фраза превратилась в пословицу.
Пехота, которая отправилась с Велизарием, была хорошо подготовлена. В основном шли изаурианские горцы. Велизарий приучил их к маршам на большие расстояния, приучил выкапывать себе укрепления, и кроме того, он учил их профессионально пользоваться оружием. Кавалерия составляла пять тысяч всадников, которые хорошо сражались в Дapace и при Евфрате. Их было шестьсот человек: к этому времени поправились тяжело раненные, среди них четыреста всадников гуннов-герулийцев, полторы тысячи кирасиров Велизария присоединились к кавалерии.
Остальные были фракийцы. Они служили вместе с Бутцем, но он остался на границе с Персией. Велизарий назначил командовать фракийцами Руфина и гунна-массагета по имени Эйган, сына Суника. Его Велизарию рекомендовал Суник, когда умирал на поле боя. Начальником командиров у Велизария был армянин-евнух Соломон. Евнухом он стал в результате несчастного случая, когда был крохотным ребенком. Он служил в армии всю жизнь.
Чтобы переправить эту армию в Карфаген, потребовался флот из пятиста транспортных судов.
Они собрали суда разного калибра, которые могли перевозить на себе от тридцати до пятиста тонн, их обслуживали тридцать тысяч матросов. В основном это были египтяне и греки из Малой Азии под командованием адмирала из Александрии. Кроме этого транспорта была еще флотилия из девяноста двух однопалубных галер, где гребцы были защищены от стрел в случае, если разгорится морское сражение. На каждой галере было двадцать гребцов из Константинополя, этим гребцам платили несколько выше обычного, потому что в случае необходимости они могли участвовать в сражении. Иоанн Каппадохия должен был собрать флот, два офицера были посланы на королевские пастбища во Фракию, чтобы собрать там три тысячи лошадей, чтобы они ждали армию в Геракле на северном побережье Мраморного моря, когда туда прибудет флот. Мы отправились в поход во время весеннего равноденствия. Велизарий и моя госпожа получили благословение от Юстиниана, Теодоры и патриарха Константинополя. Мы отплывали от императорских доков, расположенных недалеко от дворца, где Мраморное море сужается к Босфору. Там были широкие белые мраморные ступени и позолоченные государственные баржи, росли прекрасные деревья восточных пород. Неподалеку располагалась прелестная часовня, где хранились одежды Иисуса и его портрет, пожертвованный евангелистом Лукой. Над заливом стоит скульптурная группа быка в смертельной схватке со львом. Мы все почтительно поглядывали на эту группу, потому что Бык является символом римской армии, а Лев — армии Северной Африки. Госпожа Антонина сказала, усмехаясь, стоявшему рядом губернатору:
— Я могу поспорить с вами на пять тысяч к двум тысячам золотых, что Бык его победит. Лев не такой уж сильный, а Бык, хоть и небольшой, но полон желания победить.
Юстиниан для удачи поместил на наше флагманское судно молодого фракийца, которого только что крестили, а раньше он принадлежал к секте юномианов, которые отрицают, что Сын может быть Богом и оставаться вечным, потому что он когда-то был зачат и рожден девой Марией.[79] Рожденный, не может быть равен тому, кто был и есть вечно и наоборот. Произведенный на свет не станет отрицать сам акт зачатия и т. д. Поэтому в любом случае этот молодой человек был крещен, отрекся от своей ереси и стал крестным сыном Велизария и госпожи Антонины и получил новое имя Феодосия.
Он был удивительно красивым, другого такого я не видел, хотя мне довелось многих повидать на своем веку. Правда, не таким высоким и прекрасно сложенным, как Велизарий, но он был сильным и стройным с потрясающе подвижным лицом. Мне только не нравилось, что у него была слишком тонкая шея. Он был единственным человеком, с которым моя госпожа могла болтать о пустяках и смеяться над ними. Велизарий был хорошим оратором и весьма остроумным собеседником и обладал всеми качествами, которые ценились в мужчинах, не было на свете женщины, которая была бы также счастлива в семейной жизни, как моя госпожа. Он был подобен Солнцу, которое движется по Небесам и греет людей и дома. Но подобно Солнцу, его орбита не была полной — он не мог светить с севера. И это несовершенство был связано в его убеждениями, эту четверть орбиты занимали вера и незнание. Феодосий мог сиять и с севера, и свет его был легким, мне все это трудно объяснить словами.
78
79