Ранним осенним утром Велизарий вывел кавалерию из ворот Пинция и Салария. За ними следовали изурийцы-пехотинцы.
Виттих их ждал, потому что его, как всегда, уже предупредили дезертиры. Он собрал солдат из четырех северных военных лагерей; посредине линии фронта стояла пехота, а кавалерия располагалась на флангах. Они были в полмили от города, чтобы им было удобнее нас преследовать, когда наши отряды дрогнут.
Сражение началось в девять часов. Инициатива находилась у Велизария, готы только оборонялись. Он разделил кавалерию на две колонны, по одной на каждый фланг, и они засыпали дождем стрел тесные ряды врага. Чтобы вражеская пехота тоже была задействована, вперед выступили небольшие отряды изурийцев-копьеносцев. Они держались ближе к центру формирования врага и нападали на такие же небольшие отряды готов, и каждый раз схватка кончалась победой наших солдат. Через некоторое время вражеская кавалерия начала отступать, а за ними двигалась пехота. К середине дня наши солдаты оттеснили их к самым дальним военным лагерям. Но наконец в сражении стали принимать участие лучники готов. Они были защищены огромными щитами и метились в наших коней сверху рвов. Вскоре многие из наших всадников были ранены или остались без коней. Против наших четырех эскадронов выступили пятьдесят вражеских эскадронов. Но наши всадники не могли ускакать и бросили на произвол судьбы пеших воинов. Наконец правое крыло готов набралось храбрости и пошло в атаку. Бессас командовал кавалерией слева, пытаясь защищать пеших солдат, но они не могли сопротивляться, и началось отступление. Конечно, кавалерии было легко перестроиться, но пешие воины действовали гораздо медленнее, и они понесли огромные потери. Всего мы потеряли тысячу человек.
У нас и так было слишком мало воинов, для нас это были весьма серьезные потери. Натиск врага ослаб, когда мы приблизились к воротам, и нас стал защищать огонь из катапульт. Некоторые римляне закрыли ворота Пинциана и не желали впускать возвратившихся солдат. Но там были моя госпожа, я и верные копьеносцы. Нам пришлось убить несколько человек и снова открыть ворота.
Две другие армии долго стояли друг против друга на равнине Нерона. Там было несколько тысяч городских рекрутов, а перед ними располагалась кавалерия мавров. Готы очень боялись чернолицых мавров, и маврам было это известно. Они постоянно осуществляли внезапные набеги, метали копья и отъезжали назад с диким хохотом. Днем мавры вдруг начали наступление. Готов было в тридцать раз больше, чем мавров, но они развернулись и помчались к Ватиканскому холму, оставив без охраны лагерь.
Валентин послал вперед всю армию по равнине, собираясь захватить лагерь готов и оставить римлян охранять этот лагерь, пока он с маврами отправится на север, чтобы разбить отряды врага у моста Мульвария. Если бы удался его план, Виттиху пришлось бы оставить все северные военные лагеря, потому что их провиант прибывал по Фламиниевой дороге через этот мост. Но когда римляне начали грабить лагерь готов, маврам также не захотелось терять свою долю, и они присоединились к грабителям. Несколько вражеских разведчиков пробрались к Ватиканскому холму и увидели, что там творится. Они сообщили командирам готов и убедили товарищей попытаться отбить лагерь. Вскоре тысячи готов начали атаку, и Валентин не успел восстановить порядок в войсках. Их отогнали от лагеря, и наши войска с тяжелыми потерями отошли к стенам города. Это было последнее решительное сражение, которое провели наши войска во время длинной осады Рима.
Из Константинополя подкрепления не поступали. В то время мы ничего не знали, но именно Иоанн Каппадохия спутал нам все карты. Он заявил Юстиниану, что у него нет ни одного человека. Госпожа предлагала написать Теодоре, но Велизарий посчитал неудобным, чтобы женщина обращалась к другой женщине-императрице, ведь они обе не были связаны напрямую с военными вопросами. Но госпожа Антонина тайно написала императрице в конце ноября, в тот день, когда мы сместили Сильверия. Она сначала живо описала суд, а потом в постскриптуме упомянула о военных проблемах. Госпожа понимала, что Теодора будет рада услышать об унижении Сильверия, потому что он ее разозлил тем, что отказался ей в свое время помочь, хотя ее и не поддержал Юстиниан, когда Теодора просила снова назначить патриарха, который был энергичным и уважаемым человеком (его сместили, потому что он поддерживал монофизитов). Госпожа Антонина писала, что новый Папа кажется ей более доступным священнослужителем.
Велизарию стало сложно наводить порядок в городе, население бунтовало: теперь они ели только траву и кору. Разразилась чума и унесла с собой двенадцать тысяч жизней. Солдаты продолжали ежедневно получать зерно, вино и немного солонины, поэтому их погибло гораздо меньше.
Каждые два-три дня проводились вылазки, но стало ясно, что готы не хотели подставлять себя под стрелы наших всадников. Кому нравится, когда в него стреляют, а он не может даже ответить! Тем не менее Виттих не стал формировать отряды собственных лучников-всадников.
Я могу привести сотни примеров из разных эпизодов осады. Мне хочется рассказать несколько историй, связанных с ранами, полученными в сражениях. В день, когда Феодосий прибыл в Рим вместе с конвоем, Велизарий отвлекал внимание врага, устроив нападение на готов у других ворот. В этом столкновении всю нагрузку на себя приняли придворные кирасиры. Когда они возвратились вечером у двоих кирасиров были ужасные раны. Одному из них, Арзесу, персу, который прежде принадлежал к бессмертным, в лицо у носа глубоко воткнулась стрела. Другой пострадавший был фракиец Кутилас. Он вернулся с копьем, торчащим из головы. Когда он двигался, копье колыхалось, как страшное перо. Они не обращали внимания на эти раны и продолжали сражаться к ужасу готов, которые начали вопить.
— Это не люди, а дьяволы!
Хирург из головы Кутиласа извлек пику, но рана воспалилась, и воин умер через два дня. Арзеса осмотрел тот же самый хирург. Он нажал ему сзади на шею и спросил:
— Здесь болит?
— Да, — ответил Арзес. Хирург сделал разрез на шее Арзеса, увидел там кончик стрелы и ухватил его пинцетом. Потом у самого носа Арзеса он отпилил стрелу и стал вытягивать наконечник. Арзес потерял сознание от боли. Но у него кровь была чистая, и рана затянулась без всяких осложнений. Потом Арзес участвовал в разных схватках и выжил во время войны.
Вот еще один случай. Троян, командир отряда, о ком я уже писал, получил рану над правым глазом и около носа. Эти раны нанесла ему разветвленная головка наконечника стрелы. Стрела была присоединена не очень крепко к наконечнику и отцепилась от удара. Троян продолжал сражаться. После этого все боялись, что он может умереть в любой момент, но он продолжал жить и не страдал от боли, хотя колючий наконечник оставался в его теле. Спустя пять лет головка начала медленно появляться. Прошло двенадцать лет, и Троян вытащил ее как занозу.
Что касается раны Хорсомантиса, оруженосца Велизария, то тут произошла совсем странная история. Рана была неглубокой царапиной. Его задело копьем по ноге, но рана сильно разболелась, и ему прикладывали повязку из чистотела к ране. Он отсутствовал в важных сражениях, где отличились его товарищи. Когда он выздоровел, то поклялся отомстить готам, как он выразился за «оскорбление его голени». Его белая кобыла недавно принесла жеребенка, у него было кобылье молоко, и он готовил кумыс. Как-то выпив много кумыса, он сел на кобылу с полным вооружением и отправился к воротам Пинциана. Хорсомантис заявил караульному, что достопочтенный Велизарий приказал ему отправиться во вражеский лагерь. Всем было известно, что Велизарий ему доверял, поэтому караульный не усомнился в его словах и открыл для него ворота.