Эта речь убеждала некоторых из колеблющихся, но далеко не всех.
Между тем Ясон посетил блистательный город Афины, проплыв в прекрасную погоду через укрытый от ветров Эвбейский залив. Там он почтил богиню Афину и смиренно передал ей распоряжение ее Отца Зевса. Царь и царица, Архонты, которые совместно управляли религиозной жизнью Аттики, сердечно его приветствовали и проявили величайший интерес к его замыслу. После короткого совещания они предложили ему любую помощь и добились от него взамен обещание не оскорблять и не причинять насилия жителям Трои, с которыми у афинян были великолепные отношения, а подчиниться любому разумному требованию, которое может выдвинуть троянский царь. Ясон подкрепил свое обещание клятвами, столь торжественными, что только безумец отважился бы их преступить, а потом узнал, что Зевс поручил Афине помочь Ясону, а строительство корабля доверили Аргусу, сыну Тестера, потомку изобретателя Дедала, который почти равен ему в искусстве кораблестроения.
Ясон вернулся в Иолк и поведал царю Пелию о своей успешной беседе с архонтами. Пелий, прикинувшись довольным, предложил ему отесанные бревна, гвозди, снасти и необходимые запасы со своих судоверфей. Ясон торжественно поблагодарил его, но отослал к Аргусу, в руки которому было отдано все дело строительства корабля, а затем наедине напомнил Аргусу, что, поскольку Пелий втайне настроен против экспедиции, никакие его дары не принесут доброй удачи, — даже если взять отрезок иолкского каната, это равносильно тому, что корабль будет проклят. Поэтому Аргус отклонил предложение Пелия, хотя и весьма вежливо, на том основании, что богиня Афина поставила условие, что каждый обрывок каната, взятый для постройки судна, должен быть свит в канатных мастерских Афин, а каждое бревно — обтесано во имя Богини.
Аргус отправился на поиски соснового леса и обнаружил нужные ему деревья, у подножия горы Пелион, где ряд высоких деревьев повалило бурей. У некоторых корни все еще крепко держались в почве, так что они сохли медленно, и древесина была крепкая. Здесь было много деревьев, достаточно, чтобы обшить одномачтовый, узкий в поперечнике, тридцативесельный военный корабль, который был, с его точки зрения, самым подходящим типом судна для набега на Колхиду. Его люди обработали эти сосны топорами, а затем очистили от оставшейся на стволах коры, бревна, ни одно из которых ни в малейшей степени не оказалось подгнившим, переволокли к берегу на запряженных быками деревянных салазках, а затем связали в плот и переправили через бухту вплавь на широкий пагасейский берег.
Неподалеку, в Метоне, Аргус отыскал дубовую древесину, пригодную для ребер корабля, отобрав кривые ответвления крупных деревьев, а затем выбрал высокий и прямой дуб для киля. Сплавив их в Пагасы, они приступили к работе. Плотники скобелями обтесывали сосновые доски на обшивку, другие пилами и топорами вырубали дубовые ребра, затем прилаживали их к килю и проделывали в них отверстия, чтобы прикрепить их колышками из оливкового дерева к надежному дубовому фальшборту. Вскоре каркас корабля обрел форму, а когда были прилажены форштевень и ахтерштевень, уже можно было прибивать обшивку к ребрам медными гвоздями, но сперва каждой доске придали гибкость, подержав их в пару над котлами, полными кипящей морской воды. Корабль насчитывал шестьдесят шагов в длину по ватерлинии, а в поперечнике — пять шагов, опытные моряки считали, что потребуется большая ширина для прохождения по Черному морю, которое славилось гигантскими валами, вздымавшимися со всех сторон одновременно, но Аргус упорно твердил, что скорость — более важное условие, чем спокойное плавание.
Мачта снималась и укладывалась в вилку, легко поднималась и вставлялась в гнездо с помощью мощных дубовых клиньев. Парус был прямой из грубого белого полотна, привезенного из Египта, а перлини — из конского волоса, оплетенного коноплей. У ясеневых весел, в два человеческих роста каждое, имелись узкие лопасти, но лопасти двух рулевых весел, укрепленных — одно у левого, а другое — у правого борта, близ места для кормчего, были широкими. Скамьи были из дуба, под ними — ладно сработанные рундуки, отверстия же для весел были обиты снизу бычьей кожей.
Нос, в который надежно вделали священную дубовую ветвь из Додоны, изгибался изящно, словно лебединая шея, а заканчивался резной головой Овна, корма вздымалась подобным же образом, так что кормчему с его возвышения будут хорошо видны головы гребцов. Крепкий плетенный щит, обитый снаружи кожей, был укреплен над фальшбортами, чтобы уберечь гребцов от дождя и бурных волн. А для того, чтобы священное дерево каждого из богов, которые покровительствуют плаванию, было непременно использовано при постройке судна, подпорки этого щита сделаны были из лавра, срубленного в роще Аполлона в Дельфах.
Корабль был выстроен за девяносто дней, и прежде чем были закончены работы на корме, уже началось испытание и украшение носа и бортов. Проконопатив борта горячим пчелиным воском, их дочерна обработали снаружи и изнутри дегтем, извлеченным из сосен Пелиона, а края носа ярко окрасили киноварью, купленной на летнем торгу в Трое. По обе стороны от носа, довольно высоко, нарисовали белой и зеленой глиной по большому глазу, и дегтярной кистью добавили загнутые черные ресницы. Нашли плоские якорные камни, их продырявили, чтобы привязать к ним канаты, и обтесали до-кругла, чтобы их легко можно было вкатить по доске и скинуть за борт, вырезали шесты, чтобы отгонять корабль от скал или отталкивать от песчаной отмели, если он сядет на мель, сделали две лестницы для удобной посадки и высадки. Весла на кожаных ремнях привесили к фальшбортам, чтобы они не могли проскользнуть в отверстия и пропасть.
Все, кто осматривал корабль — сотни людей прибывали из дальних и ближних мест, чтобы на него взглянуть, — заявляли, что они никогда в жизни не видели ничего столь прекрасного. Корабль назвали «Арго» в честь Аргуса, и он испытывал такую гордость за свою работу, что заявил, что не сможет вынести разлуки со своим детищем и поплывет на «Арго», куда бы тот ни направился.
В ту зиму дворец в Иолке был полон проворных юношей, собравшихся в путь по призыву вестников. Большинство их было миниями, но не все — кое-кто надеялся, что Ясон, возможно, примет и людей, в жилах которых не течет кровь миниев, если они согласятся стать миниям приемными детьми. Пелий не мог отказать в гостеприимстве этим посетителям, но жаловался Ясону, что они уничтожают как саранча его запасы, и что он не может дождаться, когда начнется плавание, так как все гости высокого положения, кормить их следовало соответственно их рангу, а большинство их явилось в сопровождении нескольких слуг. Эсон, отец Ясона, хотя и считался номинально царем Фтиотиды, жил в такой нищете, что смог разместить у себя не более шестерых, это показалось искателям приключений столь странным, что половина их решила, в конце концов, не пускаться в плавание. Они пришли к выводу, что Пелий, а не Эсон — настоящий правитель царства и что он, а не боги уговорили Ясона совершить это плавание в надежде избавиться от соперника. Тем не менее они не вернулись домой, а нашли немало развлечений в Иолке: охотились, метали кольца, бились на кулаках, боролись, играли в кости и состязались в беге, а Пелий ради чести своего дома не скупился для них на еду и питье.
Самые энергичные из них спрашивали Аргуса, что они должны делать, чтобы подготовиться к плаванию. Он отвечал, что им не нужно задавать ему вопрос, на который они и сами могут ответить: лучше всего заняться изучением искусства гребли, если они только не достигли в этом совершенства, в чем он сомневался. Ибо без попутного ветра на веслах они должны будут одолеть сильное течение Геллеспонта и Босфора и удрать от посланного в погоню колхийского флота после того, как похитят Руно. Среди них были опытные гребцы, которые совершили плавание в Сицилию или Италию и были опытными мореходами. Большинство же из них больше интересовались коневодством и борьбой, чем мореплаванием, и практически не ступали на борт корабля, разве что пассажирами летом, в спокойную погоду. Ясон одолжил у Пелия две двадцативесельных военных галеры, которые были вытащены на сушу на зиму, и стал со своими новыми знакомыми устраивать гребные гонки на спор в спокойных водах залива под руководством двух известных кормчих — Анкея из Тегеи и Тифия из Фисбы. Они учились поворачивать весла в уключинах, как поворачивают ключ в замке, и ударять в ритм напеву кормчего. Руки у них загрубели, плечи стали мускулистыми, и в результате упражнений, которыми они занимались ежедневно, завязались узы товарищества, которые удерживали их по ночам от драк за чашами вина и игрою в кости.