— Вы меня уверяете, — спрашивал полковник, — что мать игумения меня полюбила?
— Да как же вас не любить, — пресерьезно ответила ему мать Досифея, — когда вы нас почти каждый день забавляете!
И так всё в том же духе.
Расстались они с полковником такими приятелями, что хоть бы весь век жить вместе. И обещал полковник явиться ко мне с визитом; а Досифея-то моя будь умна да и скажи на это полковнику:
— Покорно просим пожаловать, ваше высокопревосходительство!
Это величание его еще более восхитило, и он обещал непременно утешить нас своим посещением, вероятно, уже предвкушая в своем антихристианском сердце образовать из монастыря готовый сераль с мусульманскими гуриями.
Недолго собирался полковник с визитом: уже на следующий день пожаловал ко мне его адъютант просить разрешения явиться.
Конечно, я ответила, что, мол, просим покорно дорогого гостя. Является гость в полной парадной форме.
— Добро пожаловать, — говорю я, — ваше высокопревосходительство! Покорно прошу — садитесь. Да чем вас потчевать? Мы вот скоромной-то пищи не употребляем, да нынче-то и день постный...
— Да, я слышал, — отвечает мне весьма любезно полковник, — слышал. Только, знаете, вы это напрасно: к чему эти посты? Это все одна глупость, выдумка, одна фантазия!
— Ну, — говорю я полковнику, — это, ваше высокопревосходительство, не нами установлено, не нами заведено, не нами и кончится.
И пока-то мы так говорили, девушки наши монастырские, по моему распоряжению, то та, то другая — ко мне, будто как за делом, и всё глупый разговор-то прерывают. А он не пронимается и всё продолжает болтать свои глупости:
— Вы, мать, напрасно своих девушек так строго держите и никуда не пускаете. Ишь, какие хорошенькие! просто — прелесть: не стыдно бы их и моим кавалерам под пару!
А девушки мои поминутно ко мне вбегают и всё наш разговор прерывают. Я делаю вид, что на них гневаюсь и выговариваю им:
— Ах, подите вы от меня, — право, надоели!... Вот так-то, — говорю я полковнику, — ваше высокопревосходительство, начальнику-то: всё хлопоты, и не можно днем хорошего человека принять, — и поговорить-то свободно не дадут — сами видите. То ли дело — вечерком: никто нам тогда не помешает. Да вы приходите по-домашнему, без формы, а то нам без привычки страшно на вас и посмотреть!
— Так, так, мать с удовольствием! — отвечает он мне, — только уж вы, мать, будьте тогда откровенны!
На этом мы в этот раз и простились с господином полковником.
На следующий день этот господин со своими сорванцами пожаловал к вечерне, и в церкви началось бесчинство с еще большим нахальством. Тут подошла к полковнику мать Досифея и говорит:
— Ваше высокопревосходительство! вас мать игумения просит к себе.
— А, прекрасно, — говорит он, — идем!
Приняла я его так же благосклонно, и он начал с еще большею дерзостью и нахальством говорить мне самые непозволительные пошлости.
Делать нечего, протянула я время, пока от вечерни из церкви все вышли вон. И когда мне об этом тихонько доложили, то тут уж я тон свой переменила.
— Девушка! — крикнула я, — а что, из церкви вышли?
— Вышли, матушка.
— Так, запирайте ворота и калитки, а ключи принесть сюда!
— Ключи здесь, матушка.
— А что ж, — спросила я, — сошлись старшие монахини?
— Есть, — отвечают они, — человек тридцать, матушка!
— Довольно! пусть войдут сюда!
И когда вся моя приемная наполнилась монахинями, я обратилась к ним и громким, решительным голосом сказала:
— Вот, матери, судите меня с этим человеком!... А вы, господин командир Государева полка, принявши присягу пред святым Евангелием в добросовестном служении Богоучрежденной власти Царя и Вере Православной, знаешь ли ты, что присягой этой ты поставлен быть блюстителем закона и благочестия в России, и особенно во вверенном тебе полку? Известно ли тебе, что и игумения монастыря имеет от Бога чрез Святую Его Церковь повеление и святую обязанность блюсти в себе и во вверенном ей словесном стаде Христовом девство, целомудрие, чистоту и заповеди Божии? Знаешь ли ты, что эта обязанность предлежит и всем христианам, но что мы, монахини, в этом еще даем особые и страшные обеты, как и ты присягу твою, перед святым Евангелием во услышание всей Церкви?.. Теперь: если в военное время неприятель атакует полк, что тогда должен делать полковник? — скажите нам, господин, а мы послушаем!