Сбудутся ли другие ее предсказания, покажет будущее, которое всецело в руках Божиих».
«Это мне, — сказывал так старец мой, батюшка о. Мануил, — поведал брат Мирон, и с его слов это было записано в особой тетрадке, тетрадка эта и доднесь сохраняется у меня как материал для истории Скита, если будет на то изволение Божие».
Глава XXVII
Продолжение истории созидания Св.-Георгиевского Скита.
По выходе из больницы Митрофан Коленчук предуказанного ему места подвига не толь ко не оставил, но замыслил нечто значительно большее, чем копание пещеры. Руководствуясь всем, что для него являлось как бы внушением свыше, он обратился ко всем знаемым и сочувствующим ему с предложением пожертвовать от своих земельных угодий хотя бы по малому участку под постройку на избранном месте монастыря, но не женского, о котором предсказывала брату Мирону раба Божия Анна, а мужского. Призыв этот не остался гласом вопиющего в пустыне: благочестивых жертвователей нашлось двое кочержинских и двенадцать уманских крестьян. Они выразили готовность пойти навстречу доброму начинанию и из своих земель назначили 8 десятин и 1500 кв. сажен для будущего монастыря.
После этого Митрофан Коленчук отправился в Киев искать строителя обители. Обошел он все Киевские монастыри, но не обрел ни в одном желающего принять на себя такой подвиг, потому что жертва крестьян была слишком скудна. Некоторые старцы Киево-Печерской Лавры указали Коленчуку на меня.
— Попробуй, — говорили они, — сходи к о. Мануилу в Церковщину: не возьмется ли он?
Пришел он ко мне. Я выслушал его просьбу и сказал ему:
— На сие великое и святое дело на малом участке земли, да еще без всяких средств, никто не согласится. На устройство обители требуются большие затраты как деньгами и иными средствами, так и трудом, а у вас нет ничего.
Стал меня Коленчук уверять, что за этим дело не станет: жертвователей найдется много, было бы лишь начато дело.
— Ну, — говорю, — приводи своих жертвователей, потолкуем — увидим.
Вскоре явилось ко мне восемь человек от числа жертвователей. Первым долгом помолились в храме Царице Небесной, потом пришли ко мне. Церковщина и все ее порядки, начиная с пения и чтения, так им пришлись по душе, что усердие их воспламенилось еще более. Выслушал я их просьбу и направил за советом к преосвященному Платону, тогдашнему ректору Духовной академии и моему начальнику [обители] по зависимости ее от академического Киево-Братского монастыря. [Сразу после разговора с ними я сам] поехал к Владыке и все ему поведал, не исключая и своих сомнений:
— Что ж, — говорю, — делать, Владыко?
— Что Бог ни делает, — отвечает он, — все к лучшему. Я вам, батюшка, не советую отказываться. Предайтесь совершенно воле Божией: Господь и Пречистая Его Матерь все устроят.
Пока шла у нас с Владыкой беседа, пришли крестьяне-жертвователи. Преосвященный вышел к ним, благословил, выслушал и сказал:
— Весьма радует меня, что вы от земельной скудности своей жертвуете на святое дело половину. В простых сердцах почивает Бог. Бог вас да благословит, а вы просите этого старца: он вам все устроит.
И указал на меня.
Поклонились крестьяне Владыке, получили его напутственное благословение и отбыли на родину, а я остался лицом к лицу пред новым крестом.
Так началось мое Уманское дело. Было это ранней весной 1907 года.
Глава XXVIII
Хлопоты по созданию Георгиевского Скита. Вражьи козни.
После этого, в последних числах марта 1907 года, я, по благословению преосвященного Платона, поехал в Умань осматривать землю, даримую крестьянами под монастырь. Жертвователи встретили меня на вокзале с хлебом-солью и пригласили в приходское училище, чтобы там заняться обсуждением нашего дела.
— Не по моим дело это силам и способностям, — сказал Я крестьянам, — но помощью Божиею и Пречистой Богоматери, за святое Послушание, общими силами, Господь поможет создать и осуществить задуманное. Помолимся прежде всего Царице Небесной «Нечаянной Радости», да поможет нам Заступница рода христианского совершить задуманное вами великое и святое дело. Трудов и скорбей будет много, ибо диавол не престанет творить нам козни и препятствия, а человек без благодати Божией, что рыба без воды, сам собою ничего не может.