«Что же вы, батюшка, до сих пор не устроили иконы Успения Божией Матери над Царскими вратами?»
Я подивился да и говорю:
«Вы отвечаете на мою мысль. Я бы и очень был рад устроить, но беда в том, что не хватает денег даже на насущную потребу братии. Подходит зима: нужен хлеб, отопление, освещение...»
«Не скорбите, — говорит, — батюшка: не оставит вас Царица Небесная, да и я помогу вам». Вынимает из кармана сто рублей и подает мне. Поблагодарил я Царицу Небесную и жертвовательницу и вслед отправился в город к мастеру. Мастер объявил мне, что устройство иконы будет стоить двести рублей. Я ответил, что пока больше ста рублей дать не могу, а остальные пусть ждет, доколе не пришлет их Царица Небесная. Мастер ответил:
«Матерь Божия не замедлит».
Возвращаясь от мастера домой, заехал на почту, а там от вашего боголюбия ровным счетом сто рублей, и притом не на иное что, а на украшение храма».
«Переписал я это письмо с черновика, составленного самим о. Мануилом, — так записывает в своей тетрадке брат Савва, — и пошел с ним в кабинет к батюшке.
— Вот видишь, — говорит он мне, — будем мы только жить по-Божьему, а Господь и Царица Небесная не оставят нас. Вот видишь: не успел я и погоревать, а Царица Небесная уже прислала».
Возвращался наш батюшка из Киева в Скит. Напал на него средь бела дня разбойник, сорвал с него золотой наперсный крест, серебряные часы и полученные с почты братские 300 рублей и скрылся с ними в соседней роще. По приезде домой батюшка со слезами отслужил молебен Царице Небесной и св. Иоанну Воину, прося защитить его и вознося благодарение за свое спасение. Вскоре после этого разбойник был арестован и попал в тюрьму. Из тюрьмы он написал письмо батюшке, преисполненное угроз, даже покушением на его жизнь. Прошло немного времени, злодей, все еще находясь в тюрьме, был поражен тяжелой болезнью ног. После этого от него пришло письмо, и в нем он уже смиренно просит у батюшки прощения. Батюшка не только простил его с любовью, но и послал ему нечто от любви своей, между прочим утешительное письмо и несколько книг духовного содержания.
При приеме в число братии пришедших из міра, батюшка сначала посылал прибывшего на общие работы. Если пробудет честно месяца два или три на этих работах, то одевал в подрясник и зачислял в число временных послушников. Первым его вопросом всегда бывало:
— Скажи по совести, чего ради пришел ты сюда: ради ли Иисуса или ради хлеба куса?
При приеме же брата, вышедшего из другой какой-либо обители, он всегда говорил своим:
— Будьте с ним осторожны и мудры, как змии. Раз он вышел уже из обители, значит, он больной. Пусть сперва поработает за деньги, а там видно будет.
Пожертвовала одна киевская госпожа тысячу рублей для Скита. Прошло сколько-то времени, приезжает она в Скит и спрашивает батюшку:
— Что сделано у вас на мои деньги?
И что же? Повел ее батюшка показывать, подвел к мусорной яме, подвел к помойным трубам.
— И это, — говорит, — тоже на ваши деньги.
Очень расстроилась этим госпожа та и, не захотевши выпить даже стакана чаю, уехала домой. Через несколько дней батюшка поехал к ней.
— Не гордитесь, — говорит, — своей жертвой, а меня простите великодушно, что я вас оскорбил.
И привел жертвовательницу в сознание своей недостаточности духовной: она и впоследствии не переставала благотворить обители.
Приходит к батюшке эконом и говорит:
— Батюшка! там-то стена дала трещину, а там валится.
— Ничего, — отвечает батюшка, — мы еще разов несколько перестроим.
Ему все нипочем: такова крепкая у него вера.
8 сентября, на день Рождества Пресвятыя Богородицы, было у нас в Скиту огромное стечение народа. Богомольцев было столько, что братия с трудом протискивалась на хоры. Литургию служили собором, начав с 8 часов утра и до часу пополудни. По окончании Литургии сборщик сообщил батюшке, что всей жертвы поступило только четыре рубля.
— Царица Небесная! — ужаснулся батюшка, — что ж я теперь буду делать с этой бедной братией? Что ж они будут кушать?