— О, это бачка сердитый! ему надо всегда давать, что обещаешь. Пропал у тебя лошадь, пропал кайдал1, — обещал свечку Миколай — живо бачка пригнал кайдал. Ми ему всегда хороший баран давал.
Веруют они и Господу Иисусу, и Пречистой, но с меньшей силой, чем Божьему угоднику, признавая в них хороших, добрых людей. В этом отношении наши доморощенные ученые вольнодумцы не так далеко ушли в своих религиозных воззрениях от полудиких кочевников. И, подумаешь, сколько ума и усилий было потрачено ими, чтобы дойти в жизни своего по Св. Крещению христианского все-таки духа до киргизских понятий! Стоило того! О жалкие в своем безумии мудрецы міра!...
— Иисус Криста? — говорил мне один киргиз, когда я спрашивал его, знает ли он Спасителя. — Иисус Криста? О, как не знайт! Мой знайт: хороший человек — много бедным помогает: кого рука болит, рука давал; кого нога болит, нога давал. Все давал. Его Бог любил — Он что Его ни просил, все Ему давал.
— Откуда ж ты Его знаешь? — допытывался я у киргиза.
— Экой твой какой! Ты, бачка делай добро, а то и твой будет знайт Криста. Наш часто с русским говорит: ну вот, твой говорит; мой говорит, а вот они слушайт. Так и узнал... Пропал раз моя кайдал баран. Мой день ездил степь искайт, другой — нет мой кайдал. Плачет моя. Вот едит мой верхом степь одна и думайт: пропал мой кайдал — моя бога серчал, мина не слыхал, — так я зову Криста. Да боялся мой, ну-ка моя бога узнает. Ну, думал мой, долго думал; остановил лошадка, стал коленки и резко сказал: Иисус Криста! Найди мой кайдал баран, я Тебе ширной мой даст баран на жертва, самый ширной. Пожалуйста, найди — мой просит Твой! И что ж, бачка! — не успел мой встать и сесть на лошадка, — глядит моя, — а мой старый баран вышла из камыша да и кричит: бя, бя! Смотрит моя: другой баран, третий... и весь кайдал из камыш идет... Ну, мой рад; спасибо Тебе Криста, Ты не так, как наша бога: скоро слыхал моя просьба. Ну, вот мой приехал в кибитка, сказала всем, что нашел кайдал; и после все я и мой, и жены мой, и дети мой самый ширный баран дал
Криста на жертва... Только бы наш попа не знал, а то мой — беда!
— Ну, так бы ты всегда звал себе Христа на помощь, — сказал я киргизу.
— Это мой знайт, только нельзя: бога моя осерчайт. Тихонько можно, но и то, чтобы попа наш не знал. Да, ведь бачка, бога у всех одна — вера только разный... — Так заключил нашу беседу мой киргиз.
«Бога у всех одна, только вера разная!» — так говорят и доказывают теперь люди века сего, отступники христианства, предатели Православия. Но что простительно непросвещенному язычнику, не будет прощено отступившим от Христовой истины, и услышат они грозные слова: «Се оставляется дом ваш пуст!...» Господи помилуй!...
XXVI.
Проповедуя Господа Воплотившегося словом, часто обращаясь сердцем к мысли о монашестве, я тем не менее не мог соблюсти в себе должной чистоты и часто падал, и были падения мои и велики, и часты. В скорби сердечной я писал в минуты раскаяния старцу моему Макарию в Оптину, каялся, казнил себя и вновь неудержимо падал.
И тогда опять писал, недоумевая, что мне делать: сердце ждет иноческой жизни, — старцы мне ее в удел определяли, — а плоть беснуется, и я не могу воздержаться от падений. Уж не лучше ли для меня супружеский союз, чем бесплодное покаяние и все продолжающаяся жизнь греха?
От Старца ответы на письма были в одном духе: «Это все от твоего нерадения, но повинуйся Промыслу Божию с благодарением, старайся, по силе возможности, исполнять заповеди Божии в степени твоего служения... Уверяю тебя, что ты будешь монахом. Но о времени не могу сказать — это в непостижимой судьбе Божией и твоем нерадении...»
Слова «твое нерадение» оскорбляли сердце мое, и я, чтобы уверить Старца в неутолимой моей жажде иночества, взял разрезал руку и кровью своей написал ему, что ею я подтверждаю свое стремление служить Богу. В ответ от Старца я получил следующее письмо:
«Почтенный о Господе Феодор Афанасьевич! От 10 июля посланное тобой письмо мною получено, из коего вижу, что премилосердый Господь сохраняет тебя на житейском волнующемся море и доселе непогруженным в волнах оного, хотя и были, как видно, сильные приражения волн через твои слабости, но милосердие Божие и долготерпение Его, видно, устрояют наилучшее для тебя. Вот даже и предстоящую твою судьбу не допустил придти к совершению, но уничтожил замыслы міра, хотящего привязать тебя к себе крепкими узами2. Принеси же за это немолчное благодарение премилосердому Господу, столько пекущемуся о твоем спасении. Имей твердое намерение исполнить свой обет и, пока еще плывешь по бурному океану міра, имей страх Божий твоим кормчим, а покаяние — гребцами, кои управят тебя к благоотишному пристанищу. Покаяние, говорю, не тогда только, когда придешь к духовнику на исповедь, но имей всегдашний залог оного в сердце своем, памятуя грехи свои, о которых ты кратко вспомянул, чувствуя, кого ты оными оскорбил, удобнее восстягнешься от повторения оных. Ты в недоумении вопрошаешь, почему Господь не пошлет тебе скорого избавления от міра? и сам от моего имени отвечаешь: за гордость; а тут себя оправдываешь: «Боже мой! перед Тобой ли мне гордиться?» и проч. Я не могу тебе сказать, почему Господь не допускает исполниться твоему желанию. Судеб Господних бездна многа, и нам оные непостижимы; но что в тебе есть гордость, как и все мы ей не чужды, только в разных степенях, доказывают твои падения. Святый Иоанн Лествичник пишет: «идеже последовало падение, тамо предварила гордость», хотя мы и думаем, что нет в нас гордости, но плоды доказывают, что есть.