Молю и прошу всех отцов и братий, родственников моих и всех православных христиан, если кто пожелает поминать меня по смерти моей в своей ли частной молитве или при Бескровной Жертве, поминать и возлюбленные моему сердцу имена великих и неизменных моих благодетелей — Луки Алексеевича и супруги его Любови Степановны Федотовых и матери ее, Александры Петровны Антоновой, — вместе с именами моих родителей — Афанасия и Агафии. А кому это покажется затруднительным, то пусть поминает только их, а имя мое пусть исключит из своей молитвенной памяти. Это мое духовное завещание для всех любящих меня, и за послушание воздаст Господь каждому по сердцу его.
Богу нашему слава, Ему честь и держава всегда ныне и присно и во веки веков.
Аминь.
Матерь Божия, спаси нас!
Несколько слов от составителя биографических воспоминаний игумена Феодосия.
Благожелательство старца Оптиной Пустыни, иеросхимонаха Иосифа, с благословения которого составлено это жизнеописание, дало мне возможность воспользоваться рукописным материалом, оставшимся в Скиту Оптинском после почившего игумена. Использовал я этот материал, как умел и как мог, но с любовью и в убежденном сознании, что он даже и в моей слабой обработке может и должен принести великую пользу как монастырям русским, этим великим хранителям Православия и Православной России, так и подвизающейся в них иночествующей братии. Быть может, спросит меня кто-нибудь: на чем основана такая моя уверенность? В ответ я не стану вдаваться в подробное оправдание моего взгляда и скажу просто: «чтущий да разумеет!...»
Большим пробелом в воспоминаниях почившего игумена представляется отсутствие какого-либо следа в них о периоде настоятельства его в Троицком Лютиковом монастыре Калужской епархии — от 20 декабря 1876 года по 15 марта 1894 года — и о последних годах его жизни на покое в Скиту Оптиной Пустыни — с 15 марта 1894 года по 20 октября 1903 года, — день его кончины и венца земной его жизни. Как все, что совершается в жизни этой привременной, творится только Волею Божией, то признаем и в этом обстоятельстве Десницу Господню, которой одной — власть открывать завесу прошедшего, настоящего и будущего, и не будем доискиваться на стороне того, чего не нашли в первоисточнике, в уверенности, что не будет это полезно для единой цели как труда моего, так и единой цели жизни всякой души христианской — ее вечного спасения в небесных обителях Отца нашего Небесного.
О последних годах жизни почившего в Бозе игумена мне со слов очевидцев известно сравнительно немногое, а вместе с тем и очень многое. Немногое — в том, что касается, так сказать, исторических фактов из его жизни, а многое — в той великой к нему любви Оптинской братии, которая окружала смирение последних годов его жизни и которая проводила его в последний приют всех земнородных пришельцев и странников — в могилу братского кладбища Скита Оптиной Пустыни.
Отличительная черта конца земных Христа ради подвигов почившего игумена, по воспоминаниям Оптинской братии, была его необыкновенная незлобивость, смирение и редкий дар благоговейно-умилительных слез во время совершения Божественных служб, особенно же Таинства Евхаристии20. Славился игумен Феодосий и особым тонким юмором, всегда утешавшим смиренных Оптинских иноков меткостью и назидательностью игуменских суждений в области словопрений или обыденной монастырской общинной жизни.
Но все же отличительной чертой этого выработанного милостью Божией и собственными усилиями воли характера было смирение, которым он до конца дней своих бил своего невидимого врага, общего всему христианскому міру.
Приходит как-то раз игумен Феодосий в трапезную, а там два брата моют посуду и спорят между собою. Один из них говорит:
— Если я вижу брата моего близким к падению, то моя обязанность остановить его на этом пути словом предупреждения.
А другой возражает:
— Нет — это будет с твоей стороны духовной гордостью: этим ты его можешь соблазнить, а себя ввести в прелесть.
И заспорили между собою на эту тему оба инока. А иноки те были из новоначальных.
На спор этот случился игумен Феодосий, пришедший на трапезную с ведром за водой, чтобы идти мыть в Скиту отхожие места. Это было его добровольное послушание. Увидели игумена спорящие и воскликнули:
— Ну вот, батюшка отец игумен и разъяснит нам наше недоумение!
А игумен в ответ:
— Ну вот! ну вот! Нашли кого спрашивать! Меня-то, дурака?..
— Да, батюшка, скажите же нам что-нибудь по этому вопросу! — не отставали от него молодые иноки.
20
В полной мере исполнились на нем пророческие слова великого Оптинского старца Макария: «Искушения породят в тебе ведение, а познание своих немощей обогатит тебя смирением, и ты будешь снисходительнее к другим». Но величайшая эта христианская добродетель приобретена была им не сразу, как это видно из его автобиографических записок, а постепенно, и принесла свой плод только к концу его земной жизни, когда он достиг меры возраста Христова.