Выбрать главу

— У вас прекрасный поэтический талант, — улыбнулся доктор Горак. — Правда, совсем не обязательный для журналиста.

— Ольга, что он говорит? — поинтересовался Хозе Мираль и, получив ответ, промолвил, подмигивая доктору Гораку: — Как сказать! Чем были бы ваши статьи в американских газетах, если бы вы не позволяли себе фантазировать?

У станции Серово трасса канала шла рядом с железной дорогой, и из дрезины был отлично виден какой-то оживленный колхозный лагерь. Красное знамя развевалось на месте работы. Повара свежевали бараньи туши, горели и дымились костры с котлами для плова, и длинной шеренгой стояли десятки многоведерных блестящих самоваров, как трубы духового оркестра.

Землекопы углубились в грунт выше колен, а кое-где были видны лишь по пояс. Их мокрые шоколадные спины казались масляно-блестящими. Тачечники и носильщики бегом сновали туда-сюда. Ребята с медными кумганами [15]в руках, — должно быть, водоносы — степенно обходили работающих, а какой-то старик, сидя на корточках, заводил патефон.

Каждый штрих этой мгновенно пролетевшей мимо картины чем-то необъяснимым напоминал поле сражения, но иное, чем знал человек, — без мук, без страданий, без смерти.

И вдруг этот благословенный оазис оборвался, как старая кинолента. Дрезина помчалась среди песков.

— Стойте, стойте! Господа, это обязательно нужно сфотографировать! — закричал доктор Горак. — Простите, не будет никаких препятствий?

— Никаких, — махнул рукой Белоногов.

— А если я, как человек буржуазный, ознакомлю со снимком Интеллидженс Сервис?

— Пожалуйста, — Белоногов даже не понял, шутка это или всерьез. — Через месяц-два всего этого не будет.

— Не будет?

— Ну конечно, канал все изменит.

Дрезина на некоторое время остановилась.

Гости вышли поснимать барханы, гурьбой набегающие на остатки глиняных заборов и брошенные человеческие жилища. Один бархан, прислонясь своей верхушкой к забору, медленно и страшно пересыпал песок вовнутрь двора. Завтра этого дома и двора уже не будет: бархан пожрет их.

— Это южная часть песков Кайрак-Кума, — сказал Белоногов, стукая указкой по карте. — Вот она. Видите, каким широким языком лезут пески на юг, держат курс на Куйбышево. Но — конец. Тут все в порядке.

— Из Куйбышево, — глядя в свои записи, сказал Ахундов, — поступила просьба послать на канал пятьдесят пекарей, тридцать парикмахеров, двадцать восемь певцов…

— Певцов?

— И даже трех рассказчиков-юмористов.

— Интересно, очень интересно, — сказал Хозе, — Ольга, сердце мое, я могу подать заявление? Я тоже хочу петь об Испании. Спросите этого молодого узбека, которым вы явно интересуетесь: могу ли я спеть перед колхозниками?

Ахундов просиял от восторга.

— О! Я напишу в республиканскую газету: «Испания в Фергане!» Конечно, можно!

Он рассказал об этом подошедшим колхозникам, и тем понравилось.

— Который испанец, покажи.

Хозе вышел вперед, потряс сжатым кулаком.

Колхозники ответили ему так же.

— Ничего, крепкий, на армянина похож; скажи, пусть приезжает.

Хозе понравился им.

Подскочила девочка в длинном широком халате, с косичками-ручейками, протянула новую тюбетейку.

— Отдай ему, пусть наденет, скажи — от нашего комсомола, — и счастливо захлопала в ладоши, когда Хозе водрузил ее подарок на свою лохматую голову.

— Женатый он, нет? Пусть приезжает. Женим. Потом к нему, в Испанию, в гости поедем.

— А это кто, русская? С Хасана? Эй, сюда, быстро! Смотри, с Хасана девушка! Дай руку! — и жали ей руку за то, что она была там, где пролилась советская кровь, там, где им тоже хотелось бы быть.

Ахундов спросил о последних новостях на канале. Гости рассмеялись. Что эти люди могут знать, торча среди бескрайных песков?

— Вы что, дорогой уртак [16]тоже из дальних краев приехали? Мамоджан Курбанов вызвал Дусматова, слышали? А знаете, что нашли на восьмом участке? Нет?

Люди в песках все знали. Особенно язвительны были девушки.

— Вы, наверное, вчера из Мадрида, да? В Фергане первый раз?

Ахундов был терпелив. Его интересовали новости. Он молча записывал.

— Колхоз Сталина, Сталинского района, закончил свое задание и перешел на помощь соседям! — наконец крикнули ему, когда дрезина тронулась.

Белоногов чмокнул губами.

— Действительно, чепуха у меня получилась. Люди за десять дней месячный план выполнили, а я катайся ни с того ни с сего… Стой, стой!

Конный мчался наперерез дрезине.

— В чем дело? — закричали ему с дрезины несколько голосов. — Что случилось?

— Шестнадцатый участок взял первое место! Слышите? Первенство взял! Дай знать на двадцать девятый, на Багдадский: сегодня ночью выходят новых триста человек. Чтобы встречали! Понял?

Водитель дал газ. Дрезина рванулась вперед.

— Если с каждым встречным разговор будем вести, так без нас и канал закончат, — пробурчал он и, чувствуя, что откровенней ничего не скажешь, смущенно переступил с ноги на ногу.

На глухих песках торчали столбы с фанерными щитами.

Азамат Ахундов прочел надпись: «Пойдут только лучшие!»

— И так действительно? — спросил Горак.

Белоногов пожал плечами:

— Да нет, не вышло. Жизнь переделала.

Доктор Горак быстро взглянул на Азамата Ахундова, на своего Войтала и впился глазами в лицо инженера.

— Так, так, так. Я слушаю вас. Почему же не вышло? Если, конечно, можно. Вы понимаете меня?

— А чего ж? Вполне можно. Не вышло — и очень просто. Кто такие лучшие? — сонно говорил Белоногов, которому вся эта история с гостями начинала чертовски надоедать.

— Ну, он был лучшим, верно, до канала. А как дошло дело до работы, его догнали и перегнали. Что же он, худший уже? Не посылать его? Он, как бы это вам объяснить… ну вот, как на войне бывает. — Белоногов взглянул на Ольгу Собольщикову, которая хоть и была моложе всех, но обладала самым свежим боевым опытом.

— Бывает ведь так? Выскочит вперед один человек: «За мной, вперед!» За ним поднялась вся рота, бегут в штыки, а его, первого-то, подкосило, и он упал. И окоп без него взят. Ну, как мы будем его считать? Худшим? Никак нельзя. Ну, и мы таким образом просчитались: звали одних лучших, а их столько наприходило и так работают, что кто вчера был лучший, сегодня в середине, а старого худшего иной раз и не сразу найдешь — так вперед ушел. Жизнь!

— Был, товарищи, то есть, простите, был, господа, со мной один случай в этих местах, — сказал Азамат Ахундов. — Во-о-н, видите, кибитка старая торчит? Вот это место и есть. Подошла сюда партия трассировщиков, вбивает колышки у самой кибитки. Техник говорит хозяйке:

— Надо кибитку сносить. Канал пройдет.

Хозяина дома не было, женщина перепугалась.

— Как сносить? Зачем сносить? Всю жизнь здесь жили — и уходить? Царь был — и тот не гнал.

— Колхоз выстроит вам новый дом, — сказал техник, и группа его пошла дальше. Но женщина не хотела отпускать трассировщиков, загородила им путь, умоляла дождаться мужа.

— Очень типично! — радостно прошептал доктор Горак, быстро стенографируя рассказ. — Не отвлекайтесь, прошу вас.

— Будь человеком, подожди моего мужа, я без него ничего не позволю, — говорила эта женщина и пыталась выдернуть из земли колышки.

Но разведчики трассы не могли ждать и ушли. Ночью, когда они спали в Алты-Арыке, хозяин кибитки нашел их.

— Прошу, — сказал он, — не принимайте во внимание слез моей жены: отсталый человек она, извините. Хороший знак, что вода через нашу жизнь пройдет, очень хороший. Не оскорбляйте меня, ведите воду через мою кибитку. Это радость большая. Не каждому дается она.

— И вот видите домишко? Это новый. Уже готов.

— Это не легенда? — поинтересовался доктор Горак. — Говорите откровенно, как журналист журналисту.

вернуться

15

Кумган — кувшин (узбек.).

вернуться

16

Уртак — товарищ (узбек.).