«Присосаться к общественному пирогу», «урвать кусок общественного пирога» — выражения, не мною придуманные ad hoc75, ярко характеризуют пресловутое выборное начало. Понимания общегосударственных задач в этой мути не ищите. При выборной системе отсутствует сплошь и рядом даже сознательное отношение к местным, областным нуждам и интересам — все сводится к торжеству мелкого честолюбия, задуманной и проведенной партийной интриги и к удовлетворению партийных вожаков жалованьем и почестями за счет выдвинувшего их общества избирателей. Раз эти цели достигнуты, весь промежуточный период от избрания до избрания уходит на укрепление старой партии или на создание новой путем угождения все тем же низменным людским страстишкам.
Проследим избирательную психологию с самой мелкой административной единицы — села и волости. Мое безпристрастное показание как коренного жителя деревни, профильтровавшего через себя довольно продолжительное увлечение призрачною свободой выборного самоуправления, не может быть лишено интереса для желающего вникнуть в его подоплеку.
Состав избирательных собраний этой единицы представляется сельским и волостным сходом из одних крестьян. Естественно, благодаря безграмотности указанной избирательной толпы речи и фразы отсутствуют, политическая программа кандидатов на избрание не подвергается обсуждению. Зато во всю свою ширь и во всю свою мощь начинает работать матушка-водочка: «Иван Петров стравил сходу 5 ведер, да его не взяла! Петр Иванов дал на 7 — его и выбрали». Нравственные качества кандидата в расчет не принимаются, да о них никто из избирателей в простоте сердечной и не заботится. Выбирают на платную волостную должность или кого побогаче, пользующегося обезпеченным от хозяйственных забот досугом (преимущественно из удалившихся от дел кабатчиков-рантьеров76, отставных урядников77, волостных78 писарей и т. п. из деревенской аристократии). Коренной, истовый или, как их у нас называют, «портовой» хозяин из крестьян на эту должность идет туго по неохоте к службе вообще, из боязни служебной ответственности за других, да, наконец, просто за недосугом. На мелкие же полицейские, сельские должности, скудно даже для крестьянского бюджета оплачиваемые, тянут «силом» (насильно) самую, что ни на есть, последнюю дрянь деревенскую. Тем не менее эта дрянь, иной раз даже против своей воли сделавшаяся «начальством», с получением в свои руки власти начинает немедленно давить своего брата-мужика, до известной степени ему импонировать и кончает тем, что спивается с кругу от лишних, перепадающих ему «с миру» стаканчиков. Сколько даже сравнительно исправных мужиков в должностях сельских старост, десятских, сборщиков податей на моих глазах погибло безвозвратно от «пресыщения» этою властью79. Волостные старшины менее подвергались этой роковой участи как ближе вообще стоящие под контролем правительственной власти, особенно Земских начальников80, где таковые стоят на высоте своего призвания.
Как я уже выше имел случай заметить, коренной мужик-земледелец неохотно идет в выборное «начальство», но если вникнуть глубже в дух крестьянина, то нельзя не заметить, что он, как дух истинно русского человека, остался к выборной системе самоуправления или совершенно равнодушным, или же прямо враждебным. Да это и понятно, потому что, раз в нем сохранилось здоровое нравственное чувство, он не может не видеть, и видя, не презирать результатов своего самоуправления. Все эти великолепные слова, которыми мы упивались во дни молодости и которые народниками81 были приписаны народу в доказательство ему будто бы присущей склонности к выборному началу, слова о том, что «мир — велик человек» или «мир не обманет», на деле при близком знакомстве с деревней разлетелись, как сонное видение при блеске солнечном. Правда, когда по деревням еще было живо семейное начало, сын еще не таскал отца сажать в волостную, «холодную», пока еще сохранялась в своей хрустальной чистоте Православная Вера, не тронутая нечистыми руками «новых веяний», мир был силен своими «стариками», хотя далеко не в смысле начала самоуправления, как мы его теперь понимаем, а как патриархальное совещание мужей разума, совета, старейшин по важнейшим вопросам деревенской жизни. Взрослая молодежь, хотя и достигшая политического совершеннолетия, допускалась на мирской сход, но суждение свое высказывала редко и главным образом поучалась. Все вопросы, составлявшие предмет совещания миром, разрешались в действительности только немногими «стариками». Производились и выборы должностных лиц и все тем же наиболее зрелым элементом сельской общины. «Как старики положили, так тому и быть». Это было время сильной и твердой опеки над народом. Пока еще была светла память об этой опеке, был жив и «мир» как светлое и чистое начало. Исчезла эта память, сошли с житейской сцены «старики» — носители старых преданий, исчез и «мир».
76
79
Для крестьян, вышедших из крепостной зависимости в ходе реформ 1860-х гг. были созданы крестьянские сословные учреждения:
«Каждое сельское общество (включавшее одно или несколько селений) имело сельский сход, выбиравший сельских должностных лиц (сельского старосту, сборщика податей, сотских, десятских) и разрешавший некоторые поземельные дела (например, переделы общинных земель), раскладку налогов, мелкие полицейские дела»
80
81