И он рассказал все подробно. Отец Гавриил утешил его беседой и советовал надеяться на милосердие Воскресшего Господа, Который верующим в Него и исполняющим дела веры уготовал не ад и не муку, а такое неизобразимое вечное блаженство, егоже «око человеческое не виде, и ухо не слыша». После этого Варсонофий едва через несколько часов успокоился и благодарил Бога за то, что Он послал ему в эту страшную минуту посетителя.
Виденный огнь и пламя Варсонофий не мог уподобить никаким ужасам на земле...
Блажен монах, блажен всяк христианин, кому не чужда память о смерти! И что за ужас беспросветного отчаяния ожидает тех неверных христиан, кому чужда эта память! «Безумне! в сию нощь истяжут душу твою от тебе, а яже уготовал еси, кому будут?» (Лк. 12, 20.)
Для тех людей, которые очень привязаны к этой жизни, нет ничего страшнее смерти. Удивительно, что столь много протекших веков не научили нас правильно судить о прошедшем и будущем и не освободили нас от самого очевидного и грубого заблуждения в суждении нашем о времени. Мы живем так, как будто никогда не должны умереть. Но, хотя бы мы на зрелище міра сего обращали на себя всеобщее внимание, — память наша погибнет вместе с нами, если мы в делах своих руководимся не преданностью воле Божией, но единственно самолюбием или желанием оставить по себе славу своего имени. Богу угодно, чтобы все скрывалось в бездне забвения и чтобы в ней люди погружались гораздо глубже, чем все прочее. Египетские пирамиды еще целы, но имя строителя их неизвестно. Допустим даже, что оно может открыться или уже открылось; но что пользы в том строителю? Он также останется чуждым и неизвестным міру, как если бы он никогда и не был на свете. Итак, что же мы должны делать на земле? К чему послужит самая счастливая жизнь, если она не руководит нас к смерти блаженной, к смерти истинного христианина, исполненного веры в блаженную вечность?
«Будите готови, яко в оньже час не мните Сын Человеческий приидет», — сказал Спаситель. Эти слова относятся к каждому человеку, в каком бы кто возрасте, в каком бы кто состоянии ни был. Но, несмотря на это, большая часть людей составляет себе различные планы, исполнение которых предполагает долговременную жизнь, составляют даже тогда, когда жизнь их очевидно должна скоро окончиться. Если и в самой опасной и неисцельной болезни мы обыкновенно еще питаем надежду выздороветь, то какими только надеждами не обманываем мы себя, когда мы совершенно здоровы?
Отчего в нас такая уверенность как бы в бесконечном продолжении жизни? Отчего мы всегда желали бы отдалить от себя смерть? Оттого, что мы не любим Царствия Божия и благ будущего века. Слабые, беспечные и безверные христиане, мы не можем возвыситься над земными удовольствиями, которые, по собственному нашему признанию, почти всегда вредны и часто гибельны для той же продолжительной жизни на земле, которой мы так дорожим и к которой так стремимся!... Истийное и верное средство приготовить себя к последним минутам жизни состоит в посвящении каждой минуты жизни единственно исполнению воли Божией и в непрестанном памятовании смерти.
Но памятование смерти для верующего христианина не есть ожидание холодной могилы, но — благ вечных: «ихже око не виде и ухо не слыша и на сердце не взыдоша благая, яже уготова Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9).
Какая, по-видимому, несоразмерность между нашими делами на земле и наградами на небе! Древние христиане непрестанно одушевлялись надеждою будущих благ. Небо не только им казалось, но и было для них отверстым. Ни бесславие, ни мучения, ни жестокая смерть не могла ослабить ревности их на пути благочестия. Они уверены были, что страдания их вознаграждены будут бесконечным блаженством в будущей жизни. Кажется, что мучения и бедствия, как бы ни были они велики и многочисленны, еще. не вполне удовлетворяли их сильному желанию терпеть за имя Господа Иисуса Христа, и они были ничтожны для их непоколебимой твердости. Они даже радость великую испытывали, когда осуждаемы были на глубокое унижение и делались предметом всеобщего презрения. Но мы, малодушные и беспечные христиане, мы не умеем терпеть, потому что не умеем укреплять себя надеждою небесных наград. Мы падаем под бременем и малых, даже часто таких крестов, которые налагают на нас наша гордость, наше неблагоразумие, наши пороки, расслабляющие нас.
Написано, что «сеющие слезами радостию пожнут». Сеют обыкновенно для того, чтобы после собрать жатву. Настоящая жизнь дана нам для сеяния: плоды трудов своих мы будем пожинать в жизни будущей. Но мы, люди земные и плотские, мы хотели жать не сеявши; мы хотели бы служить Богу только тогда, когда бы нам это недорого стоило. Наше самолюбие обыкновенно питает себя великими надеждами, нимало не основывая их на великом терпении. Глухие и слепые, неужели не слышали мы никогда, неужели не видели мы никогда в примерах Святых, что Царствие Божие с нуждою восприемлется и что только те достойны бывают получить его, кто имеет силу и крепость побеждать себя? Путь жизни нашей мы должны омочать слезами о грехах наших, ибо «блажени плачущии, яко тии утешатся; и горе смеющимся, яко возрыдают»; горе тем, кто утешается в этом міре! Будет время, когда все ложные утехи исчезнут и оставят после себя одни гибельные следствия. Мір, который радуется ныне, будет некогда плакать; но слезы, проливаемые о грехах ныне, будут некогда стерты Самим Богом (Апок. 21, 4).