— А Джон Барримор действительно здесь останавливался? — спросил мистер Смит. — В этом самом номере?
— Это было до меня, но я могу показать вам счета на виски, которые ему подавали.
— Какой талант загублен! {19} — грустно проговорил мистер Смит.
У меня не выходило из головы, что часы экономии электроэнергии скоро кончатся и во всем Порт-о-Пренсе зажгутся огни. Свет выключали иной раз часа на три, а то и часу не проходило, — словом, когда как. Уезжая, я распорядился, чтобы во время моего отсутствия дела в отеле велись по-прежнему, ибо — кто знает — вдруг приедет на несколько дней кто-нибудь из журналистов писать очерк о том, что, конечно, будет у него называться «Республика кошмаров». Может быть, на взгляд Жозефа, ведение дел по-прежнему означало прежнее количество фонарей среди пальм, фонари вокруг всего бассейна? Мне не хотелось, чтобы Кандидат в президенты увидел труп, скорчившийся под трамплином, — по крайней мере, не в день приезда. Это не соответствовало моему пониманию законов гостеприимства. К тому же он, кажется, упоминал о рекомендательном письме на имя министра по делам социального благосостояния.
На дорожке появился Жозеф. Я велел ему проводить Смитов в их номер, а потом отвезти в город миссис Пинеда.
— Наши чемоданы на веранде, — сказала миссис Смит.
— Теперь они уже в номере. Ручаюсь вам, свет скоро дадут. Вы уж нас извините. Страна наша очень бедная.
— Как подумаешь, сколько электричества жгут без толку на Бродвее… — сказала миссис Смит, и, к моему величайшему облегчению, они стали подниматься вверх по дорожке следом за Жозефом, который освещал им путь. Мы стояли у мелкого сектора бассейна, но теперь, когда глаза мои привыкли к темноте, я, кажется, различал в дальнем его конце, будто глыбу земли, труп.
Марта сказала:
— Что-нибудь неладно? — и посветила фонариком прямо мне в лицо.
— Я еще не успел проверить. Дай-ка мне фонарь на минутку.
— Почему ты задержался тут?
Я направил луч на пальмы, подальше от бассейна, будто осматривая электропроводку.
— Разговаривал с Жозефом. Пойдем теперь наверх?
— Чтобы налететь на Смитов? Нет, лучше останемся. Подумать только! Ведь я ни разу здесь не бывала. Здесь, у тебя дома.
— Да, мы вели себя благоразумно.
— Ты даже не спросишь, как Анхел.
— Виноват.
Анхел — это был ее сын, несносный ребенок, наш разлучник. Он был слишком толст для своего возраста, глаза у него были отцовские, эдакие коричневые пуговки, он вечно сосал конфеты, он все замечал и требовал — требовал непрерывно, чтобы мать отдавала ему все свое внимание. Он высасывал нежность из наших отношений так же, как тянул ром из шоколадной бутылочки, с долгим смачным присвистом. Половина наших разговоров касались его: «Мне пора уходить. Я обещала Анхелу почитать вслух», «Сегодня мы не увидимся. Анхел хочет в кино», «Милый, я сегодня так устала — у Анхела были гости к чаю — шестеро!».
— Ну, как Анхел?
— Он болел, пока тебя не было. Гриппом.
— А теперь ему лучше?
— Да, гораздо лучше.
— Пойдем.
— Луис не ждет меня так рано. Анхел тоже. Раз уж я здесь — семь бед, один ответ.
Я осветил циферблат своих часов. Было почти половина девятого. Я сказал:
— Смиты…
— Они заняты своим багажом. Милый, что тебя так тревожит?
Я промямлил:
— У меня пресс-папье куда-то исчезло.
— Очень ценное?
— Нет… но сначала пресс-папье, а там и еще чего-нибудь хватишься.
И вдруг все вокруг нас засияло огнями. Я взял Марту под руку, круто повернул и повел по дорожке. Мистер Смит вышел на балкон и сказал нам сверху:
— Нельзя ли попросить второе одеяло для миссис Смит, на случай, если похолодает?
— Сейчас пришлю, но холода не бойтесь.
— Да, вид отсюда действительно прекрасный.
— Сейчас я выключу свет в саду, и будет еще лучше.
Рубильник был у меня в конторе, и мы почти дошли туда, когда на балконе снова раздался голос мистера Смита:
— Мистер Браун, у вас в бассейне кто-то спит.
— Наверно, нищий.
Миссис Смит, должно быть, вышла к мужу, потому что теперь я услышал и ее голос:
— Где, голубчик?
— Вон там.
— Ах, бедняга. Может, сойти вниз и подать ему хоть сколько-нибудь?
Меня так и подмывало крикнуть ей: «Подайте ему ваше рекомендательное письмо. Это министр социального благосостояния».
— Пожалуй, не стоит, голубчик. Разбудишь несчастного, только и всего.
— Странное он выбрал место.
— Вероятно, искал, где попрохладнее.