— А вам часто приходилось, — не без умысла спросил я, — отдыхать в таких местах?
— Мы всегда стараемся сочетать отдых, — сказал он, — с нашей миссией. Моя жена не сторонница пустых развлечений, и я тоже.
— Понимаю. И на этот раз ваша миссия привела вас…
— Однажды, — сказал он, — мы поехали на отдых в Теннесси. Это были незабываемые дни. Мы, знаете ли, принимали участие в рейсе свободы. И по дороге в Нэшвилл случилось такое, что я испугался за миссис Смит.
— Нужно немалое мужество, чтобы так проводить свой отдых.
Он сказал:
— Мы очень любим негров.
Ему, видимо, думалось, что другого объяснения и не требуется.
— Боюсь, что там, куда вы едете, они вас разочаруют.
— Пока не вглядишься попристальнее, многое приносит разочарование.
— Чернокожие могут быть такими же насильниками, как и белые в Нэшвилле.
— У нас в Америке не все ладно. Но, знаете, мне показалось, что… может быть… судовой казначей подшучивал надо мной.
— Он хотел подшутить. Но шутка обратилась против него же. На самом деле все обстоит гораздо хуже, чем можно увидеть, не выходя из порта. Вряд ли он бывал в самом городе.
— По-вашему, нам надо последовать его совету — ехать дальше, в Санто-Доминго?
— Да.
Он грустно посмотрел на неизменное в своем однообразии море. Мне показалось, что мой ответ произвел на него впечатление. Я предложил:
— Хотите послушать? Вот вам пример, как у нас живут люди.
Я рассказал мистеру Смиту об одном человеке, которого заподозрили в том, будто он участвовал в попытке похитить президентских детей, когда они возвращались домой из школы. Вряд ли против него имелись какие-нибудь улики, но в свое время он завоевал первое место на международном состязании снайперов в Париже, и власти, вероятно, полагали, что, для того чтобы снять выстрелами президентскую охрану, надо быть не иначе как чемпионом по стрельбе. И вот тонтон-макуты окружили дом, где он жил, — в его отсутствие, — облили стены керосином и подожгли и расстреляли из пулемета всех, кто пытался выбраться оттуда. Пожарным разрешили только помешать распространению огня, и теперь на той улице до сих пор зияет дыра, будто там вырвали зуб.
Мистер Смит выслушал меня внимательно. Он сказал:
— Гитлер делал и похуже, ведь правда? А он был белый. Не надо все сваливать на цвет кожи.
— Я и не сваливаю. Тот бедняга тоже был черный.
— Когда вглядишься попристальнее, убеждаешься, что всюду плохо. Миссис Смит вряд ли захочет возвращаться домой только потому, что…
— Я вас не отговариваю. Вы сами меня спросили.
— Тогда почему — если мне дозволено задать вам еще один вопрос, — почему вы туда возвращаетесь?
— Потому что там находится единственное, что у меня есть. Мой отель.
— А единственное, что есть у нас — у моей жены и у меня, — это, кажется, наша миссия.
Он сидел, не сводя глаз с моря, и тут мимо нас прошел Джонс. Он бросил нам через плечо:
— Четвертый круг делаю, — и проследовал дальше.
— Вот он тоже не боится, — сказал мистер Смит, видимо считая, что его смелость нуждается в оправдании, подобно слишком пестрому галстуку — подарку жены: надо как-то защитить ее выбор, вот и приходится ссылаться на то, что не ты один такие носишь.
— Вряд ли тут следует говорить о смелости. Может быть, у нас с ним есть что-то общее и ему, как и мне, некуда деваться?
— Он очень хорошо к нам относится, — твердо проговорил мистер Смит. Ему явно хотелось переменить тему разговора.
Познакомившись с ним поближе, я научился распознавать эту особенную его интонацию. Он испытывал острое чувство неловкости, когда я дурно о ком-нибудь отзывался — даже о людях незнакомых или о врагах. Он пятился от таких разговоров, как лошадь от воды. Забавляясь, я иногда старался незаметно подвести его к самой канаве и потом сразу посылал вперед хлыстом и шпорами. Но прыжок у нас так ни разу и не вышел. Подозреваю, что он скоро научился угадывать мои намерения, хотя никогда не высказывал своего недовольства вслух. Это значило бы критиковать хорошего знакомого. Он предпочитал просто отходить в сторонку. Вероятно, это была единственная черта характера, отличавшая его от жены. В пылкости и прямоте ее нрава мне пришлось убедиться позднее — она была способна накинуться на кого угодно, кроме, конечно, самого Кандидата в президенты. В дальнейшем мы с ней часто ссорились, она подозревала, что я посмеиваюсь над ее мужем, но ей и в голову не могло прийти, как я им завидовал. Мне не случалось встречать в Европе ни одной супружеской четы, связанной такой преданностью друг к другу.