— Я, кажется, понял, как это произошло, — сказал отец Ривас. — Сведения, которые ты нам дал, были довольно точными. Посол приехал из Буэнос-Айреса на машине; трое суток провел в дороге, потому что хотел посмотреть страну, посольство послало из Буэнос-Айреса за ним самолет, чтобы отвезти его назад после обеда у губернатора. Все это подтвердилось, но ты не сказал, что смотреть руины поедет с ним ваш консул.
— Я этого не знал. Чарли рассказал мне только про обед.
— Он и ехал-то не в машине посла. Тогда бы мы по крайней мере захватили обоих. Как видно, сел в свою машину, а потом решил вернуться, посол же оставался там. Наши люди ожидали, что пройдет только одна машина. Дозорный дал световой сигнал, когда она проехала. Он видел флаг.
— Британский, а не звездно-полосатый. Но Чарли не имеет права ни на тот, ни на этот.
— В темноте не разглядишь, но было сказано, что на машине будет дипломатический номер.
— Буквы были тоже не совсем те.
— И буквы, когда темно и машина на ходу, не очень-то различишь. Наш человек не виноват. Один, в темноте, вероятно, еще и напуган. Могло случиться и со мной, и с тобой. Не повезло.
— Полиция, может, еще и не знает, что произошло с Фортнумом. Если вы его быстро отпустите…
В ответ на их настороженное молчание доктор Пларр заговорил, как адвокат в суде.
— Чарли Фортнум не годится в заложники, — сказал он.
— Он член дипломатического корпуса, — заметил Акуино.
— Нет. Почетный консул — это не настоящий консул.
— Английский посол вынужден будет принять меры.
— Естественно. Сообщит об этом деле своему начальству. Как и насчет любого британского подданного. Если бы вы захватили меня или старого Хэмфриса, было бы то же самое.
— Англичане попросят американцев оказать давление на Генерала в Асунсьоне {16}.
— Будьте уверены, что американцы и не подумают за него заступаться. С какой стати? Они не пожелают сердить своего друга Генерала ради Чарли Фортнума.
— Но он же британский консул.
Доктор Пларр уже отчаивался убедить их, до чего незначительная персона этот Чарли Фортнум.
— У него даже нет права на дипломатический номер для своей машины, — ответил он. — Имел из-за этого неприятности.
— Ты его, видно, хорошо знал? — спросил отец Ривас.
— Да.
— И тебе он нравился?
— Да. В какой-то мере.
То, что Леон говорит о Фортнуме в прошедшем времени, было дурным признаком.
— Жаль. Я тебя понимаю. Гораздо удобнее иметь дело с чужими. Как в исповедальне. Мне всегда бывало неприятно, когда я узнавал голос. Куда легче быть суровым с незнакомыми.
— Что тебе даст, если ты его не отпустишь, Леон?
— Мы перешли границу, чтобы совершить определенную акцию. Многие наши сторонники будут разочарованы, если мы ничего не добьемся. В нашем положении непременно надо чего-то добиться. Даже похищение консула — это уже кое-что.
— Почетного консула, — поправил его доктор Пларр.
— Оно послужит предостережением более важным лицам. Может, они отнесутся серьезнее к нашим угрозам. Маленькая тактическая победа в долгой войне.
— Значит, как я понимаю, ты готов выслушать исповедь незнакомца и дать ему отпущение грехов перед тем, как его убьешь? Ведь Чарли Фортнум — католик. Ему будет приятно увидеть священника у своего смертного одра.
Отец Ривас сказал негру:
— Дай мне сигарету, Пабло.
— Он будет рад даже женатому священнику вроде тебя, Леон.
— Ты охотно согласился нам помогать, Эдуардо.
— Когда речь шла о после. Его жизни не угрожала никакая опасность. И они пошли бы на уступки. Притом — с американцем… это как на войне. Американцы сами поубивали прорву людей в Южной Америке.
— Твой отец один из тех, кому мы стараемся помочь, если он еще жив.
— Не знаю, одобрил ли бы он ваш метод.
— Мы этого метода не выбирали. Они нас довели.
— Ну что вы можете попросить в обмен на Чарли Фортнума? Ящик хорошего виски?
— За американского посла мы потребовали бы освобождения двадцати узников. За британского консула, вероятно, придется снизить цену наполовину. Пусть решит Эль Тигре.
— А где же он, черт бы его побрал, этот ваш Эль Тигре?
— Пока операция не кончена, с ним имеют связь только наши в Росарио.
— Наверное, его план не был рассчитан на ошибку. И не учитывает человеческую природу. Генерал может убить тех, кого вы просите освободить, и сказать, что они умерли много лет назад.
— Мы неоднократно обсуждали эту возможность. Если он их убьет, то в следующий раз мы предъявим ему еще большие требования.