— Я никогда не мог спать с какой-нибудь женщиной больше трех месяцев кряду, — сказал Дин. — Это превращается в поденщину.
— Тогда это не настоящая любовь.
— А вы долго были замужем, миссис Монтгомери?
— Двадцать лет.
— Я вам должен пояснить, Дин, — сказал доктор Фишер, — что мистер Монтгомери был очень богат. Большой счет в банке помогает любви длиться дольше. Но почему вы не едите, Джонс? Мясо недостаточно нежное или миссис Монтгомери слишком крупно его нарезала?
— Мясо превосходное, но у меня нет аппетита. — Я налил себе еще бокал «Мутон-Ротшильда»; я пил вино не из-за букета — нёбо мое потеряло всякую чувствительность, — а из-за того, что оно сулило забытье.
— При обычных обстоятельствах вы бы не получили подарка, потому что не едите, — сказал доктор Фишер, — но за этим нашим последним ужином никто не лишится подарка, если сам этого не пожелает.
— Да разве кто-нибудь откажется от вашего подарка, доктор Фишер? — спросила миссис Монтгомери.
— Вот через несколько минут это и будет мне интересно выяснить.
— Вы же знаете, щедрый вы человек, что этого никогда быть не может!
— Никогда — сильное слово. Я не уверен, что сегодня… Альберт, вы забываете разливать вино. Смотрите, у мистера Дина бокал почти пустой, да и у мосье Бельмона тоже.
Лишь когда мы приступили к портвейну (поданному, по английскому обычаю, в конце трапезы — к сыру), он объявил, чтó он имел в виду, когда не кончил фразы. Как всегда, завела разговор миссис Монтгомери.
— У меня руки так и чешутся, — сказала она, — добраться до этого пирога из отрубей.
— Там одни хлопушки, — сказал доктор Фишер. — Мистер Кипс, вы только не вздумайте заснуть, пока не вытащите вашу хлопушку. Дин, не задерживайте у себя портвейн. Нет. Не туда. Где вы воспитывались? По часовой стрелке.
— Одни хлопушки? — сказала миссис Монтгомери. — Ах вы глупенький. Будто мы не знаем. Важно то, что спрятано в хлопушке.
— Шесть хлопушек, — сказал доктор Фишер, — и в пяти из них одинаковые бумажки.
— Бумажки? — воскликнул Бельмон, а мистер Кипс попытался повернуть голову к доктору Фишеру.
— Изречения, — объяснила миссис Монтгомери. — Во все хорошие хлопушки кладут изречения.
— Да, но что еще? — спросил Бельмон.
— Там нет никаких изречений, — сказал доктор Фишер. — На этих бумажках напечатано название и адрес: «Швейцарский кредитный банк, Берн».
— Неужели чеки? — спросил мистер Кипс.
— Чеки, мистер Кипс, и выписаны на одну и ту же сумму, чтобы никому не было завидно.
— Мне не очень-то нравится, когда друзья дарят друг другу чеки, — сказал Бельмон. — Я знаю, доктор Фишер, вы делаете это от доброго сердца, и мы все были вам очень благодарны за те маленькие подарки, которыми вы оделяли нас в конце ужина, но чеки… это… как бы сказать… не слишком уважительно, не говоря уже о связанных с ними налогах!
— Я вам всем даю выходное пособие — вот в чем дело.
— Но, черт возьми, мы у вас не служим! — сказал Ричард Дин.
— Вы в этом уверены? Разве все вы не играли свои роли для моего развлечения и своей прибыли? К примеру, вы, Дин, охотно выполняли мои приказания. Я был одним из режиссеров, снабжающих вас талантом, которого сами вы лишены.
— Я могу и не взять ваш проклятый чек!
— Можете, Дин, но возьмете. Да вы даже согласитесь сыграть в «Питере Пэне» мистера Дарлинга и посидеть в собачьей будке, если чек будет достаточно крупным.
— Мы прекрасно поужинали, — сказал Бельмон, — и всегда будем вспоминать об этом с благодарностью. Не надо так нервничать. Я могу понять точку зрения Дина, но думаю, что он сгущает краски.
— Вы, конечно, если хотите, можете отказаться от моих маленьких прощальных подарков. Я скажу Альберту, чтобы он убрал бочку с отрубями. Альберт, вы слышали? Отнесите бочку на кухню — нет, погодите минутку. Прежде чем решать, вам, по-моему, надо знать, что написано на этих бумажках: два миллиона франков на каждой.
— Два миллиона! — воскликнул Бельмон.
— Имя получателя на чеках не проставлено. Вы вправе написать любое. Быть может, мистеру Кипсу захочется пожертвовать этот чек на медицинские исследования по выпрямлению спинного хребта. Миссис Монтгомери может даже захотеть купить себе любовника. Дин вложит деньги в съемку фильма. А то ему, по-моему, грозит что-то вроде некредитоспособности.
— Все это как-то не совсем прилично, — сказала миссис Монтгомери. — Можно подумать, что вы считаете нас, своих друзей, корыстолюбивыми.
— А разве ваш изумруд не доказательство тому?