Обращение к новому произведению было для Грина неожиданностью. Он считал, что после «Человеческого фактора» ничего больше писать не будет. Однако все оказалось иначе. По его словам, он осознал, что и в семьдесят пять лет жизнь может быть так же непредсказуема, как в молодые годы, когда он сел писать свой первый роман.
Критика увидела в «Докторе Фишере» одновременно и что-то новое, не похожее на предыдущие творения писателя, и развитие традиционных для Грина тем и мотивов. «Непохожесть» проявилась в небольшом объеме произведения, в незамысловатой фабуле, отсутствии детективного элемента, в тесном переплетении внутри одной художественной системы гротеска (линия доктора Фишера и «жаб») и сентиментальной стихии (отношения Альфреда Джонса и Анны-Луизы). По-новому звучат и религиозные мотивы, составляющие своеобразный подтекст в трактовке человеческих судеб. Критика справедливо усматривает параллель между доктором Фишером как земным богом и Богом, управляющим Вселенной. Оба они испытывают наслаждение, подвергая человека испытанию, проверяя его чувство собственного достоинства, то одаривая, то унижая его, заставляя страдать (так случилось с Альфредом Джонсом, для которого семейное счастье было неожиданным подарком Бога, потом жестоко отобранным). Сам писатель, относя повесть к жанру «развлекательного чтения», подчеркивал, что это «мрачное развлекательное чтение».
Всемогущество Бога, в трактовке Грина, отнюдь не исключает и его страданий. Вера в Бога небесного подрывается дисгармонией жизни, суетностью человеческих интересов. Бог земной — доктор Фишер — терпит моральное поражение. И вот здесь мы выходим на развитие традиционной темы и для Грина, и для английской, а возможно, и для мировой литературы. Это тема богатства, его роли в судьбе человека, осмысливая которую Грин разрабатывает вечно живую проблему — проблему подлинных и мнимых ценностей.
Образы богачей, преимущественно сатирического плана, возникали и раньше на страницах романов Грина. Таков, например, сэр Маркус, тщедушный уродец, попытавшийся ради наживы развязать мировую войну («Наемный убийца»). Таков в «Брайтонском леденце» узаконенный гангстер Коллеони, владеющий «всем видимым миром» и способный диктовать свою волю парламенту. Таков, наконец, в романе «Меня создала Англия» Эрик Крог, в образе которого драматически столкнулись финансовое могущество и духовная, психологическая безликость финансиста, обладающего несметным богатством и неспособного вкусить от него самых простых человеческих радостей.
В отличие от Крога, прототипом которого послужил шведский финансист Ивар Крейгер, Фишер не имеет реального прототипа, хотя Грин в одном из интервью дал понять, что, создавая образ Фишера, он использовал опыт общения с богатыми мафиози Ниццы, против которых вел одно время неравную борьбу. Доктор Фишер достиг богатства вполне законным путем, изобретя зубную пасту, но в интервью журналу «Иностранная литература» (1982, № 9) писатель подчеркнул сходство Фишера с мелким уголовным типом, с которым ему пришлось столкнуться в Ницце: «Оба они равно презирали всех, у кого нет денег. Презирали и были уверены, что за деньги можно купить всех и вся». По словам Грина, множество процветающих докторов Фишеров он встречал во всех концах планеты.
Но, как и в случае с Эриком Крогом, который отнюдь не был портретом реального Крейгера, образ Фишера — это гротескное обобщение ряда тенденций современной цивилизации, а именно культа наживы, материального богатства как самоцели, как единственного смысла существования. При этом, если гости доктора Фишера — «жабы» — демонстрируют полную утрату человеческого достоинства, которым они жертвуют ради обретения хотя бы еще одного бесплатного «подарка», то доктор Фишер наделен сатанинской гордостью и испытывает огромное наслаждение оттого, что с легкостью играет на людских пороках. Он выступает в повести своеобразным философом, «теоретиком» беспринципности, и высказывания его, нередко выражающие, как это ни парадоксально, точку зрения автора, звучат афористически: «У богатых нет гордости. Они гордятся только своим достоянием. Церемониться надо с бедняками».
Эту истину Фишер познает на собственном опыте. Ведь именно в столкновении с неимущими — конторщиком Стайнером, мелким служащим шоколадной фабрики Джонсом — он дважды терпит поражение. Земной бог Фишер управляет не только «жабами», но в их лице целыми сферами общества (недаром «жабы» представляют мир юриспруденции, налоговой системы, армии, массового искусства). Однако все могущество Фишера оказывается бессильным перед человеческими чувствами, счастьем духовной близости, которую обрела в обществе безвестного конторщика его жена. Дочь Фишера уходит из богатого особняка к бедняку Джонсу именно потому, что находит в союзе с ним нечто большее, нежели материальные ценности, которые только и может предложить ей отец. В отличие от Крога, смирившегося со своей участью — полнейшей человеческой безликостью, Фишер бунтует, мстит людям, но в конце концов, признав поражение, убивает себя.