Уже вечером 31 марта «ввиду постоянно усиливающегося социально-революционного движения» по повелению царя созывается Совещательное присутствие министров под председательством П. А. Валуева «для изобретения средств к большему обеспечению государственной безопасности» [24]. 12 июня Александру II был представлен журнал этого Особого совещания, обращавший внимание на результаты процесса Засулич.
«Приступив 31 марта к выполнению возложенной на него задачи, совещание прежде всего обратилось к уяснению причин тех прискорбных событий, которые в последнее время выразились оправдательным приговором присяжных заседателей по делу дворянки Засулич, уличными беспорядками и демонстрациями политического характера» [25].
Приговор присяжных свидетельствовал о недовольстве разнообразных общественных кругов деспотизмом и произволом, насилием над личностью. Оправдывая Засулич, присяжные обвиняли не только Трепова, но и весь полицейско-бюрократический строй царской монархии.
«Оправдательный приговор Засулич, — заявлял писатель Засодимский в подпольной газете «Начало», — обратился в обвинительный приговор, произнесенный над правительством от лица русского общества устами 12 присяжных» [26].
Лев Толстой в эти дни писал, что «засуличевское дело… — не шутка. Это похоже на провозвестие революции» Подобные настроения разделялись довольно широкими кругами интеллигенции. В. Г. Короленко вспоминал потом, что «оправдательный вердикт присяжных довел общий восторг до кипения. Казалось, начинается какое-то слияние революционных течений с широкими стремлениями общества» [27].
В широких кругах интеллигенции связывали с общим сочувствием к Засулич взволновавшее молодежь стихотворение «Узница» умеренного по своим воззрениям поэта Полонского. Восхищение подвигом Засулич звучит и в тургеневском стихотворении в прозе «Порог». Живший за границей Тургенев уловил, что процесс Засулич является «знамением времени», и сообщал одному из своих корреспондентов, что «история с Засулич взбудоражила решительно всю Европу» [28].
Оправдание Засулич, этой «героической гражданки» [29]по отзыву Ф. Энгельса, вызвало громкий резонанс на Западе. Влиятельный французский ежемесячник, отводя Засулич подобающее место во всемирной истории, писал о ней: «В несколько мгновений она стала знаменитостью… В течение 48 часов Европа забыла о войне и мире, о Бисмарке, Биконсфильде и Горчакове, чтобы заняться только Верой Засулич и ее удивительным процессом» [30]. Даже в буржуазных газетах появились статьи под сенсационными заголовками, осуждавшие полицейские порядки самодержавия: «Российские башибузуки», «Сцены из тюремной жизни России» и т. п.
Несомненное сочувствие либеральных кругов оправданию Засулич, некоторая растерянность властей в момент демонстраций 31 марта и 5 апреля будили надежды на поддержку революционных стремлений самыми широкими кругами общества и звали народническую интеллигенцию к открытой борьбе против царского правительства. В 1878 году в Петербурге появились первые нелегальные газеты. Однако боевые настроения радикальной интеллигенции стали направляться по ошибочному пути — особое развитие получил индивидуальный террор, чреватый опасностями для развития революционного движения. Несомненно, что нападения на представителей власти, сопротивление при арестах, оправдание Засулич, а также демонстрации 31 марта и 5 апреля, связанные с процессом Засулич, свидетельствовали о начале нового общественного подъема в России.
Видный народнический публицист Н. К. Михайловский, назвавший 31 марта «памятным днем в, русской истории», предлагал объединить стремления революционеров и либералов лозунгом: «Конституция, земский собор».
«В нынешнее лето от оправдания Засулич первое, царствование же императора Александра II двадцать четвертое, — писал он, — факт передачи общественных дел в общественные руки должен обратиться в принцип». «Если этого не будет достигнуто в формах представительного правления с выборными от русской земли, в стране должен возникнуть тайный комитет общественной безопасности. И тогда горе безумцам, становящимся поперек путей истории!»
Не прошло и полутора лет, как это предсказание сбылось — Исполнительный Комитет «Народной воли» вступил в открытый бой с царизмом.
Несмотря на появление в печати целого ряда документов и воспоминаний, относящихся к делу Засулич и его последствиям, воспоминания А. Ф. Кони полностью сохраняют значение важного источника для изучения этого события, связанного с началом второго демократического подъема в России. А. Ф. Кони очень рельефно показал внутреннюю «кухню», в которой готовился процесс Засулич. Воспоминания А. Ф. Кони содержат также множество драгоценных для изучающего эпоху сведений — об организации процесса 193-х пропагандистов, об ответственности министра юстиции К. И. Палена за распоряжение Трепова высечь Боголюбова и т. д. Яркими и точными мазками рисует А. Ф. Кони портреты правительственных деятелей
и пресмыкавшихся перед ними полицейско-судебных чиновников. Вот задыхающийся на лестнице во время визита к Трепову старец с выпученными глазами, лишенными всякого выражения, — Александр II. Целой вереницей проходят перед нами министр юстиции К. И. Пален с «тупой головой»; безграмотный солдафон Трепов, делающий четыре ошибки в слове «еще»; жандармский генерал Селиверстов, «шпион по призванию», и множество других.
А. Ф. Кони в полной мере осознает значение оправдательного для Засулич приговора присяжных, приговора, который указал «на глубокое общественное недовольство правительством».
Несмотря на то, что А. Ф. Кони так и не смог уяснить себе действительных причин освободительного движения в России и не одобрял революционных средств борьбы, он в общем с пониманием относится к возникновению в конце 70-х годов политического террора как стремления передовой молодежи отомстить царским сатрапам за бессердечные приговоры судов, за истязание политических заключенных. «Кто сеет ветер — пожнет бурю», — объясняет A. Ф. Кони.
Чрезвычайно обстоятельные, хорошо документированные воспоминания А. Ф. Кони заслуживают несомненного доверия и в приводимых автором диалогах и даже в датировке событий — очень редкое для большинства мемуаров качество. Свидетельством большой точности воспоминаний Кони служит, например, воспроизводимое им по памяти письмо к министру юстиции Палену после процесса Засулич. Черновик этого письма был утерян. Разысканный сейчас в архиве подлинник письма А. Ф. Кони почти буквально совпадает с текстом, приведенным в книге.
В качестве приложения к «Воспоминаниям о деле B. И. Засулич» в томе впервые публикуются некоторые материалы процесса, а также доклад III Отделения о демонстрациях 31 марта и 5 апреля.
Весьма содержательно и другое публикуемое в томе мемуарное произведение А. Ф. Кони «Триумвиры» (1907 г.), дополняющее картину царской юстиции, нарисованную в «Воспоминаниях о деле Веры Засулич», портретами сенаторов, этюдами гражданских и уголовных дел, проходивших через кассационный департамент сената в то время, когда А. Ф. Кони служил там обер-прокурором.
Деятельность эерховного судилища Российской империи, составленного в основном из тупых чинуш, карьеристов и разного рода административных отбросов, рисуется А. Ф. Кони С беспощадной иронией. Уничтожающие характеристики дает он таким столпам царской юстиции, как, например, «бездумный и злобный холоп» сенатор Дейер, настоящий «палач», а не судья в политических процессах.
В своем стремлении быть объективным А. Ф. Кони признает, что пользовался одно время симпатией Победоносцева. Но для А. Ф. Кони ясен исторический смысл деятельности этого «великого инквизитора» и мракобеса, приводившего к «тлению и ржавчине» все, чего только могли коснуться его руки. Интересным документом, отражающим почти невероятное умонастроение для чиновника высшего ранга, каким был А. Ф. Кони, является его «Политическая записка» 1878 года, направленная наследнику. Кони выступил в ней против судебных расправ над народнической молодежью и против административного произвола карательных ведомств.
Написанная, как горестно признавал потом сам Кони, «слезами и кровью», эта записка, разумеется, «осталась гласом вопиющего в пустыне».
Несомненный интерес для широких кругов читателей представляют относящиеся уже к началу XX века характеристики Александра III и Николая II, а также очерк об открытии I Государственной думы, написанный непосредственно в день этого события. Убежденный сторонник политической свободы и представительного строя, А. Ф. Кони нисколько не переоценивал вынужденных уступок, данных в 1905 году царизмом. Не переоценивал он и роли I Думы, как известно, вскоре распущенной правительством.
При всем стремлении автора сохранить объективность в обрисовке Александра III и Николая II характеристики этих царственных ничтожеств прибавляют много выразительных черт к уже известным по литературе портретам.