Обличающие строки посвятил А. Ф. Кони временам, когда «сознание надо добыть во что бы то ни стало, — не убеждением, так страхом, не страхом, так мукою», когда судьи допытывались «правды» посредством изощренных пыток, когда суд находился в плену заранее «предустановленных», формальных доказательств с их «присяжными» и «бесприсяжными» свидетельскими показаниями, с превосходством показаний знатного перед незнатным, духовного перед светским, мужчины перед женщиной, ученого перед неученым.
А. Ф. Кони показал и неприглядную роль правовой науки. «Вопиющие недостатки такого порядка вещей, — писал он, — долгое время не привлекали к себе внимание законодателя и мало интересовали науку, которая, брезгливо отворачиваясь от действительности, уходила в глубь веков, изощряясь в исследованиях о кунах и вирах по Русской Правде или раболепно пела дифирамбы нашему судопроизводству».
И если делались отдельные попытки хотя бы комментировать действующее законодательство, то они наталкивались на противодействие цензуры. В очерке приводится приговор с «Практическим руководством к русскому уголовному судопроизводству», написанным Н. И. Стояновским в 1850 году и признанным цензурой излишним по мотиву: «Что если в его руководстве приведено то, что изложено в Своде законов, то к чему оно? а если в нем содержится то, чего нет в Своде, то оно бесполезно, а следовательно и не нужно:..»,
Читатель найдет в указанной работе немало восторженных строк, посвященных периоду, предшествовавшему судебной реформе и связанному с ее осуществлением, — периоду «судебного обновления России», «пробуждения правового чувства и юридической мысли».
Весьма тщательно показаны в этой работе дискуссии, имевшие место в то время по вопросам введения суда присяжных, допущения защиты обвиняемых на предварительном следствии и гласности при производстве предварительного следствия.
А. Ф. Кони сочувственно относился к мнению, что «такая гласность представляется самым действительным средством в смысле ограждения лица, подвергшегося преследованию, от злоупотреблений и увлечений следователя», она нужна и «для устранения несправедливых нареканий на добросовестных следователей и для предупреждения возможности голословного отказа подсудимых от сделанного ими признания преступления». Что же касается допущения защиты на предварительное следствие, то оно «одинаково полезное не только для привлеченного, но и для самого следователя».
А. Ф. Кони сочувственно приводит доводы редакционной комиссии против предоставления права единолично мировому судье применять арест: «Арест есть лишение свободы — величайшего блага каждого гражданина, распоряжение которым нельзя предоставить единоличному мировому судье, способному, как всякий человек, увлекаться и страстями, и пристрастиями. В случае несправедливости этого наказания уже невозможно вознаградить сделанное им зло. Арест есть вычет из жизни, пополнить который не в состоянии никакая сила человеческая. Представлять такое безвозвратное неисправимое наказание произволу одного судьи — нет никакой возможности. Распоряжение им может быть представлено только суду коллегиальному, но никак не одному судье. Гражданская свобода— такое великое право, которое должно быть ограждено самыми действительными гарантиями».
Весьма примечательно суждение А. Ф. Кони о царской тюрьме — «этой школе взаимного обучения праздности пороку, разврату и преступлению».
А. Ф. Кони был неизменным почитателем судебной реформы, осуществленной в России в 1864 году. Он считал, что юрист найдет в истории судебной реформы широкую и блистательную картину коренного изменения форм и условий правосудия, являющегося одной из важнейших сторон жизни. Уходил со сцены вотчинный суд с его расправой в голом виде, терялся сословный характер суда. С судебной реформой связывалась не оправдавшаяся впоследствии надежда, что уйдет в прошлое Русь, которая «в судах полна неправды черной».
В работе «Судебная реформа и суд присяжных» А. Ф. Кони прослеживает процесс рождения новых начал в судопроизводстве. Вначале, еще до реформы, полицейский розыск отделяется от судебного исследования. На смену полицейским чинам приходят судебные следователи. Двери залов судебных заседаний понемногу начинают открываться, и в них входит не только проситель, но и «слушатель и зритель». Однако это были лишь заплаты на старой одежде. В суде продолжала господствовать теория формальных доказательств, преобладало письменное производство. «Составители Судебных уставов, — писал А. Ф. Кони, — понимали, что необходима коренная реформа, что как ни подпирать, чинить и штукатурить старое здание, а все-таки в нем долго прожить будет невозможно».
Судебная реформа на место теории формальных доказательств принесла свободную оценку доказательств, а взамен письменного производства провозгласила начала гласности, устности, непосредственности и состязательности. Появился суд присяжных. «Живой человек, — писал А. Ф. Кони, — вызван ими во всех стадиях процесса пред лицо суда и в решительные моменты окончательного обсуждения его вины поставлен в условия свободного состязания».
А. Ф. Кони с грустью многократно отмечает, что осуществление в жизни основных начал Судебных уставов вызвало резкие и все возрастающие нападки на эти начала. Демократические начала и институты не могли пустить корни в почву царской России (это далеко не всегда понимал А. Ф, Кони). Их судьба оказалась печальной. «Мировой институт, — констатирует А. Ф. Кони, — судебные следователи, прокуратура, адвокатура и присяжные заседатели были подвергаемы беспощадной и, по большей части, крайне односторонней критике».
А. Ф. Кони возмущался несправедливостью огульных обвинений учреждения адвокатуры, «неразрывно связанного с коренным началом нового суда — состязанием сторон», и отмечал ту тяжелую и бескорыстную помощь, «которую оказывала адвокатура отправлению правосудия в массе уголовных, подчас очень долгих процессов».
Он решительно отбивал все атаки на суд присяжных и отстаивал необходимость его сохранения. В присяжных заседателях он видел представителей общества, выразителей общественной совести, указывал на ту пропасть, которая отделяла их от сословных представителей. «Присяжные заседатели, — писал А. Ф. Кони, — решают дела по внутреннему убеждению, которое складывается свободно и независимо, согласно с тем, что они видят и слышат на суде. Это коренное свойство суда присяжных».
Как известно, суд присяжных подвергался в то время критике главным образом за то, что он выносил значительное число оправдательных приговоров. Особой силы достигла эта критика, когда был вынесен оправдательный приговор по делу Веры Засулич, по которому председательствовал А. Ф. Кони (в качестве наказания за это он был «разжалован» в цивилисты и направлен в петербургскую судебную палату для рассмотрения гражданских дел). А. Ф. Кони потратил немало сил и энергии на то, чтобы вскрыть подлинные причины оправдательных приговоров, выносимых присяжными заседателями. Он указывал на то, что присяжных спрашивают не о том, совершил ли подсудимый преступное деяние, а виновен ли он в том, что совершил его. И поэтому они нередко, установив факт совершения подсудимым преступления и не найдя его личной вины в этом, выносят оправдательный вердикт. Он считал преувеличенными многочисленные заявления о слабой репрессии суда присяжных.
А. Ф. Кони утверждал, что можно не соглашаться с тем или иным оправдательным приговором суда присяжных, но его всегда можно понять и объяснить.
Оправдательные приговоры суда присяжных во многих случаях содержали в себе критику действовавших тогда законов, с которыми не могло примириться правосознание присяжных заседателей. Поэтому А. Ф. Кони подчеркивал, что систематически повторявшиеся оправдательные приговоры «сослужили службу законодательству, указав ему на противоречие жизни с требованиями законам.
А. Ф. Кони приходил к выводу, что правильное решение вопроса заключается не в принятии предложений об упразднении суда присяжных, а в осуществлении мер по улучшению практики его деятельности. «Суд жизненный, — писал он о суде присяжных, — имеющий облагораживающее влияние на народную нравственность, служащий проводником народного правосознания, должен не отойти в область преданий, а укрепиться в нашей жизни».
«Суд присяжных России, — говорил А. Ф. Кони 28 ноября 1880 г. в С.-Петербургском юридическом обществе, — похож на дорогое и полезное растение. Опытный и знающий садовод, в лице составителей Судебных уставов, перенес его из чужих краев на нашу почву, вполне для него пригодную, и затем уступил другим возращение этого растения. Пока оно не пустит глубоких корней и не распустится во всей своей силе, необходимо не оставлять его на произвол судьбы, а заботливо следить за ним, охранять его от непогоды, защищать от дурных внешних влиянии, окопать и оградить таким образом, чтобы не было поводов и возможности срезать с него кору или обламывать его ветки».
В суждениях А. Ф. Кони о суде присяжных в царской России имелось немало заблуждений и главное чрезмерной идеализации этого института. Некоторые его предложения по усовершенствованию суда присяжных были ошибочными. Он неправильно, например, полагал, что одной из причин недостатков в деятельности суда присяжных является привлечение в их состав крайне бедных людей. Отмечая в работе «О суде присяжных и о суде с сословными представителями» невысокий имущественный ценз для включения в списки присяжных (200 руб. валового дохода или жалованья в год) и предлагая повысить этот ценз, А. Ф. Кони писал: «…всякий суд, не исключая и суда присяжных, должен состоять из людей, независимых от нужды и от страстей, ею порождаемых». Он считал в связи с этим правильным исключение законом 1887 года из состава присяжных Людей, впавших в крайнюю бедность, и домашнюю прислугу и ставил вопрос о возможности исключения из их состава «…таких представителей служебных профессий, которые, будучи надломлены в своей жив-ни и искажены в трезвости своих взглядов непрерывным механическим трудом за кусок хлеба, приносят затем на скамью присяжных болезненную односторонность». Он сетовал на «…призыв в присяжные заседатели, по нескольку лет сряду, одних и тех же лиц из числа весьма недостаточных крестьян, тогда как в тех же местностях много лиц дворянского и купеческого сословий…».