Затем, гораздо позже, в 1897 году, по почину нашего теперешнего председателя, открылось отделение обычного права. Общество никогда не было чуждо вопросам народной правовой жизни. Ему было ясно, что закон не может быть резко оторван от народного правосознания, иначе он будет обречен на постоянный обход или на применение, насильственное по приемам и бесплодное по нравственным результатам. Притом у нас многие миллионы живут по своему обычному праву. В этом праве сказывается народная житейская и юридическая мудрость; она является везде как мифологическая Минерва из Юпитеровой головы законодателя, во всеоружии, готовая на бой со всем, что с нею несогласно, а геологически, путем многовекового напластывания взглядов, вытекающих из глубоко сознанных потребностей. Эти пласты подчас хранят в себе следы исторических переворотов и останки разных чудовищных ихтиозавров и плезиозавров, но зато они тесно слиты с народной жизнью, а не навязаны ей или отвлечены от нее игрою бюрократического воображения.
Наконец, в последние годы Общество расширилось присоединением к нему русской группы Международного союза криминалистов, под деятельным руководством И. Я. Фойницкого. Сливаясь с этим союзом, Общество отдало дань не только современным потребностям науки уголовного права, но и высшим началам человеческого общения. В наше время — жизненная, глубокая и богатая идея национальности, стремящейся к достижению общечеловеческих идеалов, не утрачивая своей самобытности, уступает место узкому понятию о национализме, замыкающемся в забвении о других и горделивом самомнении. Под влиянием этого и в международной области развиваются мрачные явления, где зрителем, а иногда и попустителем является почти весь свет, забывший так давно уже возвещенные ему начала братской любви и справедливости. Из отношений народов между собою как бы улетучилось понятие о нравственности; мораль осталась лишь для собственного употребления, сливаясь с понятием о личной или коллективной выгоде. Но наука, на чистых высотах знания, отвергает все эгоистические перегородки и одинаково греет своими лучами всех, кто хочет ей служить или ищет у нее опоры и света. Вот почему Общество, находя, что развитие права предполагает дружное участие народов и не исчерпывается пределами отдельного государства, приняло участие в образовании русской группы Международного союза криминалистов.
На характере деятельности Юридического общества отразилось время его возникновения. Когда оно было призвано к жизни, прошло уже одиннадцать лет с открытия петербургских и московских судебных мест нового устройства; затем постепенно была введена реформа почти по всей Европейской России, за исключением Западного и Прибалтийского края. Судебные уставы перестали быть неиспытанною новостью. Излишне становилось разъяснять в беседах и докладах, как надо их применять, но следовало говорить о том, что оказалось при их многосложном применении к разнообразным бытовым условиям русской жизни. Судебные уставы были плодом возвышенного труда, проникнутого сознанием ответственности составителей их пред Россиею, жаждавшею правосудия в его действительном значении и проявлении. Это был труд сложный, самостоятельный и многосторонний, в одно и то же время критический и созидательный, труд, исполненный доверия к духовным силам русского народа, способного получить новые учреждения и принять в них живое и непосредственное участие. В этом последнем смысле — работа составителей Уставов есть настоящий памятник их любви к родине. Будущие сыны ее, просветленные широко развитым образованием, с благодарным чувством напишут в своем сердце имена Стояновского, Буцковского, Ровинского, Зарудного и др. — и русская правовая мысль будет творить им «вечную память», в то время когда многие другие, более шумные, имена развязных поносителей и хулителей судебной реформы давно уже будут позабыты…
Но при всем своем достоинстве Судебные уставы во многих своих частях представляли кабинетный труд, не могший быть предварительно проверенным практически. Целые судебные учреждения и их органы являлись в нашей жизни впервые, заманчивые в идеале, несколько загадочные в своем житейском осуществлении. Прокурор-обвинитель, а не прежний молчаливый «блюститель закона», адвокат, самое имя которого наводило на представителей старого порядка некоторый суеверный ужас, и, наконец, присяжный заседатель, смело призванный на работу судьи из среды вчерашних рабов, — все это, в особенности последний, представлялось еще в мечтах, а не в оболочке прозаической действительности. Но ко времени открытия Петербургского юридического общества суд присяжных уже проявил себя на практике и, выдержав первый искус, имел за собою длинный ряд правосудно и совестливо выработанных приговоров, совершенно немыслимых при старом судебном порядке с его «оставлениями в подозрении», имел пред собою и ряд страстных нападений, клеймивших его именем «суда улицы». Для беспристрастного взгляда не все в этом суде было выработано окончательно и кое-что нуждалось в исправлении, но было ясно, что материалом для суждения о недостатках практического применения этой формы суда должны служить не торопливые выводы людей, не бывших очевидцами хода процесса в его, богатой впечатлениями житейской правды, обстановке, а судящих, в лучшем случае, лишь по обрывкам спешных и неполных печатных известий. Для вдумчивого наблюдателя судьбы новых учреждений было очевидно, что именно суд присяжных и был, долгие годы, поставлен у нас в самые невыгодные условия, оставляемый без призора и ухода, на произвол всяких неблагоприятных влияний, причем недостатки его, столь понятные во всяком новом деле, не исправлялись любовно и рачительно, а со злорадством возводились на степень «смертного греха»…
Вот почему одною из первых больших работ нашего Юридического общества был подробный доклад о суде присяжных, занявший несколько заседаний и вызвавший оживленные прения.
Тогда были разобраны причины, неотвратимо вызывавшие оправдательные приговоры по многим делам о преступлениях по должности и против устава о паспортах и указана цепь неблагоприятных условий, совокупно влияющих на правильность деятельности присяжных вообще. Уголовное отделение Общества при этом выработало положения, содержавшие в себе указания на необходимость устранения этих условий. С чувством нравственного удовлетворения увидело затем Общество, как мало-помалу законодатель вступал на этот желанный путь, как улучшались состав присяжных заседателей и деятельность комиссий по составлению их списков, исправлялась нецелесообразная подсудность, устранялась излишняя обрядность судебных заседаний, вводилось участие присяжных в постановке вопросов и т. п.
Понемногу затихали и крики противников суда присяжных, обращаясь в случайное ворчание по поводу отдельных дел. Но когда, в 1895—96 гг., началось обсуждение преобразований в Судебных уставах, неожиданно раздались голоса укора этому суду и признания его негодным для целей правосудия или подлежащим такому исправлению, которое равнялось уничтожению целостного и нелицемерного его характера. Эти голоса раздались не извне, а из самого судебного стана. Они должны были придать большую энергию осаждающим, нашедшим себе неожиданных союзников, вооруженных боевым материалом и знанием техники, которого всегда недоставало гонителям «суда улицы». Юридическое общество снова взялось за оружие свободного и всестороннего обсуждения вопроса. Оно назначило особое заседание, с участием представителей Московского юридического общества, в тщетной надежде услышать устные доводы суровых критиков и отщепенцев. Выслушав глубоко прочувствованный доклад К. К. Арсеньева и ряд разносторонних обзоров деятельности присяжных, Общество единогласно высказалось в защиту суда общественных представителей, выразив уверенность, что этот жизненный, облагораживающий народную нравственность и служащий проводником народного правосознания, суд должен укрепиться в нашей жизни, не отходя в область преданий и продолжая быть для участвующих в нем школою исполнения долга общественного служения, правильного отношения к людям и человечного обращения с ними. И ныне с сердечною радостью приветствует Общество закрепление суда присяжных в проекте «судебного пересмотра» и устранение из его деятельности последних поводов к «девиации», разрешением представителям общественной совести знать о наказании, которому подвергается подсудимый, и предъявлять суду ходатайства о помиловании.
С деятельностью суда по всем наиболее важным своими карательными последствиями делам тесно связаны вопросы о состязании сторон, о пределах исследования, об оценке доказательств и, наконец, о руководящем напутствии председателя. Все это было предметом тщательного изучения и проверки в Обществе. Деятельность и организация прокуратуры нашли себе оценку в докладе нынешнего генерал-прокурора «о задачах прокурорского надзора»; доклад редактора журнала нашего Общества очертил важный вопрос «о свободе защиты»; четырнадцать заседаний было посвящено ряду докладов о завещанной еще составителями Уставов выработке правил о доказательствах и об установлении пределов исследования. В последнем отношении работы еще не могут быть признаны завершенными. Больной и острый вопрос о пределах уголовного исследования, затрагивающий одновременно и интересы правосудия, и неотъемлемые, драгоценные права личности, восходивший не раз и до нашего высшего судилища, подлежит дальнейшей разработке в Юридическом обществе. Он заслуживает, по своему значению, усиленного труда, для которого есть богатая фактическая почва. Область уголовного исследования следует принципиально установить и точно указать. Этим должен быть положен нравственный предел ненужной и незаконной любознательности собирателей обличительных данных, дающей пищу нездоровому любопытству толпы. Руководящее напутствие, к сожалению, до сих пор мало выработанное, не приобревшее еще вложенного в нем законом значения и не ставшее, как то необходимо у нас, центром тяжести всех словесных объяснений пред присяжными, заинтересовало Общество с самого начала его деятельности. Первый реферат в уголовном отделении, занявший три заседания и вызвавший самый оживленный обмен мнений, касался именно заключительного слова председателя.