Девочка доедала яблоко. Ела тоже по-женски, спокойно, умело, со вкусом.
— Господи! Боже! — кажется, теперь прошептал я, глядя на нее, не решаясь стронуться с места. Это же готовая натура для моей Евы! А волосы! И распущены так просто-первобытно! Ева! И такое прекрасное лицо! Е-ВА!
Я так глупо-нагло, наверное, уставился на девчонку, что она заалела, но все же неторопливо (очевидно, она вообще не умела торопиться!) доела яблоко, бросила грызок в недальную урну и, достав из кармана кукольный, с кружевцем, платочек, по-женски, умело вытерла губы и пальцы. Господи! Пальцы! Какие совершенные пухло-белые, нежные, толстовато-прелестные пальцы! Каждый был произведением искусства! Каждый ее пальчик!
Как подойти к ней?! Как?! Кто она? Я не имею права ее упустить! Пусть я старше на тридцать лет. Я не имею права ее… Сесть рядом? Но как? Все места заняты, а я как пень стою и смотрю на нее в упор (как тот дурак на пляже на тот женский живот!). Может быть, я даже молился кому-то, чтоб освободилось место. Женский голос в официальной форме объявил посадку в какой-то автобус, и, к неописанной радости! — дядька, сидевший рядом с моей Евой, МОЕЙ богиней, что-то по-кроличьи жевавший, торопясь, сунул еду в карман, встал и пошел на посадочную площадку, и я ястребом спикировал на его место, сел и тотчас ощутил тот блаженный, расслабляющий ток явно родного мне женского тела, какой испытывают далеко не все и весьма редко, лишь когда встречаются женщины с идеально совпадающей аурой, и такое бывает раз-два за жизнь. — совсем не встречается. Кто знал и чувствовал это внезапное, сладостно-томящее, приручающее без обмана теплоизлучение? Бывает, оно узнается даже на расстоянии. У кого так было?
Обычно застенчивый, неумелый и робкий, я вдруг превратился в свободного, отвратительного ловеласа и тут же спросил у девочки о чем-то незначительном и как-то просто поинтересовался, куда она едет.
— В Сысерть! — охотно отозвалась девочка-девушка. Мы с мамой едем. К бабушке.
— А мама? (В смысле — где она?)
— Мама здесь, ушла еще яблок купить.
— Вы, наверное, поступать ездили? Или на подготовительные? — подкатывался я.
— Нет. Я еще учусь. В школе.
— В школе? — притворное изумление. — А в каком классе?
— В седьмой перешла.
«В седь-мом! — про себя удивился. — Вот это девушка! Я, по крайней мере, думал…»
— Я думал, вы в девятом-десятом!
Господи! Что за чушь-дичь я ей плел! Я болтал первое, что приходило в голову. Я пел соловьем, разливался дураком-приставалой. Но она слушала меня терпеливо, и я весь ушел в любование ее неясным лицом, волосами, струящимися до колен, когда она улыбалась, поворачиваясь ко мне. Спрашивал, как она учится, что любит, рассказывал зачем-то о своем детстве, про школу, которую всегда ненавидел. Сравняться я, что ли, с ней хотел? А девочка тихонько поддакивала, глядела улыбчиво. И все радостнее убеждался — родная, близкая мне душа! Господи! С разницей в тридцать пять. Может, и больше. Осторожно спросил, откуда она.
— Из Бреста! — ответила-огорошила.
— Из Брес-та?! Но… Как же вы… Вы здесь?
— Я на лето к бабушке в Сысерть приезжаю. Мы с мамой. Мама у меня из Сысерти.
— И… И когда же вы., обратно..
— А вот, наверное, двадцатого или двадцать третьего. Поезд так..
В это время подошла не слишком красивая, совсем не похожая на дочь, чернявая женщина. Покосилась подозрительно. Но все-таки, видимо, не захотела отозвать дочь от приставалы-мужика (а скорее, не сочла возможным такое. Согласитесь: пятьдесят и тринадцать?). Еще раз оглядев, не найдя криминального и беспокоящего, мама уселась на лавку поодаль.
Мы продолжили разговор. «Хоть бы дольше не приходил автобус! Хоть бы дольше! — думал лихорадочно. — Уедет — и все тут». Правда, есть маленькая зацепка: уедет-то поездом на Брест. И я могу ее еще встретить (глупая, безнадежная мысль). Никогда так не поступайте. Не надейтесь на чудо!
— А вы кто? — поняв мое молчание как потерю, вдруг чутко спросила она.
— Я? Я — художник! — ляпнул напрямик.
— Я почему-то так и подумала.
«Подумала», — нежно пронеслось во мне.
— И еще у вас руки в краске.
— Правда?
— Немного.
— Не отмываются… Уже…
— А вы? Что собираетесь после школы? Замуж?
— Ну… — заалела.
— Хочу поступить в здешний институт иностранных языков.
— Правда?! — глупо обрадовался.
— Да. Здесь. У нас, в Бресте, нет.
— Как бы хорошо!
— Почему?
— Я бы вас встречал и рисовал. Ваш портрет.
— Разве я., красивая?