— А вы кто? — спросила она, пристраиваясь к моему шагу.
— Свободный художник! — ответил я, наверное, несколько игривее, чем было надо.
— А если серьезно?
— И серьезно — художник..
— Шутите?
— Нет. Живописец я. Настоящий..
— Хм… — неопределенно отозвалась она. И в этом «хм» я понял все: художник — значит, бедняк. Бедолага, дерьмо. Или так себе… Шалопай. Солидный мужчина не станет таким заниматься. Правда, все-таки, может, профессия… А это профессия? Нет, конечно. Так. Блажь. Юродивый какой-то. Но все-таки интересно. И безденежный, конечно. По одежде видать.
— А вы — я знаю — медсестра?
— Бабулька сказала? Вот дерьмо… Все выболтала. Пьянь… Она вообще-то — ничего. Душевная старуха. Она мужиками до сих пор бредит. Не поверишь? Молодыми причем мужиками. Хм. Она мне ассистенткой иногда работает… Ну, а вы что рисуете? Вы работаете где? Хм.
— Я же сказал, что свободный художник.
— Значит, нигде? А как живете? Картины продаете?
— Иногда. Или устраиваюсь на время.
— Ну, это не заработок! — дернула опять своей красивой губой. — И вас это устраивает?
— Что?
— Без денег?
— У меня есть деньги. Пока. А дальше видно будет.
Она посмотрела с нескрываемым сомнением, и глаза еще больше похолодели, сделались каменными, яшмовыми.
— Видно, все вы, художники, одинаковые. Вот у моей подружки — в больнице тоже работает вместе со мной— художник был. Такой пьянь… И импотент почти. Уж она чего с ним не делала. А баба — ух! Все умеет. И любила его… Несмотря… Мне, говорит, интересно. Она кого хошь заставит… А тот художник все равно от нее смылся. Хочешь познакомлю? От нее, пожалуй, и ты сбежишь. Ха-ха… Хм.
— Я еще с вами не познакомился, а вы уже меня хотите другой сдать, — усмехнулся я.
— Да это я так. К слову. Вот мы пришли.
— Я вас приглашаю. В кафе. Мороженое..
— Мороженое? Это хорошо. А выпить там есть?
— Наверное… Шампанское..
— Вот и дело. Деньги правда есть? У тебя?
— Садитесь вон там к окну. Закажу.
— Ну, ладушки… И сигарет мне купи. Пачку. «Стюардессу». Смотри!
В павильоне было почти пусто. Я заказал по две порции мороженого и бутылку шампанского, которое буфетчица тут же, нехотя словно, открыла.
Сели за столик.
— О! Люблю этот морс! Шампунь! — сказала Валя. — Ну, за твое! За знакомство! Пей!
«Угощает!» — про себя усмехнулся я.
Бутылку мы быстро выпили. И Валя вдруг сразу рассолодела. Смотрела на меня уже не малахитовыми глазами, а какой-то странной водянистой зелени. Мутноватые, бесстыжие глаза все знающей женщины. Лицо ее приобрело тот неприятный оттенок крепко пьющей, еще розовое, но уже с той, едва уличимой, но явной фиолетинкой, какая появляется под глазами и на щеках, а окраску губ делает какой-то химической.
— У тебя ведь в сумке еще бутылка есть? — спросила она, глядя на меня сквозь дымку.
— Есть.
— А бабке сколько отдал? Вот сволочь — две взяла. Да еще продала меня.
— Как?
— Ну, что я в больнице работаю.
— А что такого?
— Хм. Давай бутылку, открывай! Ничего, выпьем тут… А то, что я в такой больнице работаю, что ты счас сбежишь, как узнаешь. По-нял?
Признание не обрадовало меня. И я только еще раз поразился своему провидческому нежеланию быть у нее в комнате.
— Но ты… Не бойся… Я чистая… Слежу. Я и вылечить могу. Если чо..
— Спасибо. Не требуется.
— Наливай!
И еще я понял, что она алкоголичка.
Бутылку мы допили. Причем я — треть, она — остальное.
— Как же вы! На работу?
— A-а! Не выйду — и все. Подменят. К нам не очень-то идут. Медики… Таких дур мало… Как я. Ну ладно. Все… Счас пойдем ко мне? — с треском отодвигая стул, сказала она. — Нет? Пойдем… Отдохнешь на моем пупе. За все ведь надо платить. И рас-пла-чи-ваться… Пошли.
— Я домой пойду. В мастерскую.
— Что? Уже не понравилась? Это ты зря… А может, у тебя того? Не стоит, не гнется? Все вы, художники, импо-о… Нинка рассказывала. Клизму сделает, и он сразу заработает. Пойдем. Я тоже все умею. Я тебе, как тряпочку, выкручу…
Мне уже стыдно было с ней сидеть. Вышли на ветерок. На мою родную, залитую солнцем набережную. Красивая бесстыжая женщина, свесив густые беловатые волосы, покачиваясь, стояла передо мной.
Мне хотелось скорее расстаться, и она, через хмель, поняла это.
— Нну, ладно… До следующего? А? Бы-вай… Ху-дожник… А захочешь — заходи… Выкручу… Х-ха..
Она ушла, нехотя повиливая бедрами. Еще раз пьяно полуобернулась, помахала кистью.
Еще одна женщина, которая от меня ушла. И слава Богу, что ушла, я понял это через горькую горечь несбывшегося желания.