— Бог с вами, капитан, да у вас вагон в такой целости и сохранности, что можно бы вашей дочке пожелать! — Солдат, сидевший на полу, попытался встать, и Пехтура выругал его: — Сиди смирно, слышишь? Слушайте, кажется, он думает, что сейчас ночь. Может, ваш камердинер уложит его спать? Он только мешает.
Кондуктор, решив, что Лоу — самый трезвый, обратился к нему;
— Слушай, солдат, может быть, хоть ты что-нибудь с ними сделаешь?
— С удовольствием! — сказал курсант Лоу. — Будьте спокойны. Я за ними присмотрю. Они смирные.
— Очень прошу, уговорите их. Не могу же я привезти в Чикаго целый полк пьяных солдат. Ей-Богу, Шерман[5] был прав!
Пехтура спокойно уставился на него. Потом повернулся к своим спутникам.
— Солдаты, — сказал он сурово. — Мы тут лишние. Вот благодарность за то, что мы проливали кровь за родину. Да, брат, для него мы тут лишние. Ему для нас поезда жалко. А если бы мы не пошли на зов родины, какой поезд вы бы тогда водили? Битком набитый немцами, вот какой. Битком набитый пассажирами, которые жрали бы колбасу и пили пиво до самого Мильвоки, вот в каком поезде вы бы ехали!
— Не хуже, чем ехать с вами. Вы и сами не знаете, куда едете, — сказал кондуктор.
— Ах, вот как? — сказал Пехтура. — Хорошо, мы уйдем с вашего поезда, будь он проклят. Думаете, другого поезда на свете нет?
— Не надо, не надо! — торопливо сказал кондуктор. — Ничего, ничего! Я вас вовсе не гоню. Только надо вести себя приличнее, не беспокоить других пассажиров.
Солдат, сидевший на полу, покачнулся. Со всех сторон смотрели любопытные глаза.
— Нет! — сказал Пехтура. — Вы отказали в гостеприимстве на вверенном вам поезде спасителям вашей страны. Даже в Германии с нами обращались бы лучше. — Он обернулся к Лоу. — Солдаты, мы сходим на следующей станции. Правильно, генерал?
— Господи Боже! — воскликнул кондуктор. — Если когда-нибудь еще раз объявят мир, я не знаю, что будет с железными дорогами. Я думал, война — бедствие, но это — фу, господи ты Боже!
— Вали, вали! — сказал Пехтура. — Вали отсюда! Поезд ты из-за нас останавливать не станешь, придется на ходу прыгать. Говорите — благодарность? Д где она, ваша благодарность? Даже поезд остановить не могут, выпустить несчастных солдатиков. Знаю я, что вы затеяли. Набьют полные поезда несчастными солдатами и прямо всех их — в Тихий океан. По крайней мере кормить не надо. Бедные, несчастные солдаты! Нет, Вудро[6], ты бы не стал так со мной обращаться!
— Эй, что ты делаешь?
Но тот и не взглянул на кондуктора — он уже поднял раму окна и тянул дешевый фибровый чемодан через колени своего спутника. И прежде чем Лоу или кондуктор успели поднять руку, он выкинул чемодан в окошко.
— Рота, выходи!
Его пьяный спутник приподнялся с полу.
— Эй! Зачем мои вещи выкинул?
— А разве ты с нами не выходишь? Все вещи выкинем, а как ход замедлит, мы и сами выскочим.
— Мои раньше всех выкинул, — сказал пьяный.
— Правильно. Я же тебе помогаю, понял? Да ты не обижайся: хочешь — выкинь мои, а потом этот Першинг и наш адмирал пусть друг другу помогут ихние вещи выкидывать. Есть у тебя чемодан? — спросил он у кондуктора. — Неси сюда быстро, чтоб нам не ходить за ним к черту на рога.
— Послушайте, ребята, — сказал кондуктор, и курсант Лоу, думая про Эльбу, про свои внутренности, скрученные от виски и медленно тлеющие в алкогольном огне, увидел золотые служебные нашивки на шапке кондуктора. Штат Нью-Йорк плоско поплыл мимо; дальше неизбежно подступал Буффало. — Слушайте, ребята, — повторил кондуктор. — У меня у самого сын во Франции. Шестой отряд морской пехоты. С октября матери не пишет. Я все для вас сделаю, ребята, только Бога ради ведите себя прилично.
— Нет, — сказал Пехтура. — Вы нам отказали в гостеприимстве, и мы уходим. Когда остановка? Прыгать нам, что ли?
— Нет, нет, ребята, сидите тут. Сидите смирно, ведите себя — как следует, и все будет в порядке. Не надо выходить.
Он ушел, покачиваясь от движения поезда, а пьяный вынул изо рта свою истерзанную сигару.
— Ты мои вещи выкинул, — повторил он.
Пехтура взял курсанта Лоу под руку.
— Слушай, ну как тут не расстраиваться? Пытаешься помочь человеку начать новую жизнь, а что получаешь? Одни жалобы, жалобы без конца! — Он повернулся к своему приятелю. — Да, я выкинул твой чемодан. А чего ты хотел? Дождаться, пока приедем в Буффало и заплатить носильщику четвертак, чтоб он его понес?
— Но ты же выбросил мой чемодан, — повторил тот.
— Верно. Выбросил. Что же ты собираешься делать?
5