— Извините меня, кэп, может, вам принести что-нибудь от головной боли?
— Нет, нет. Спасибо. Не надо.
— Но вы больны, сэр. Не пейте лишнего.
— Лишнего? Не буду.
— Он не будет, — подтвердил Гиллиген. — Мы за ним последим.
— Разрешите опустить штору? Вам свет в глаза не мешает?
— Мне свет не мешает. Идите. Позову, если понадобится.
Инстинктом, присущим его расе, негр понимал, что его заботливость уже становится навязчивой, но снова попытался помочь:
— Наверно, вы забыли телеграфировать домой, чтобы вас встретили? Вы бы позволили мне послать им телеграмму? Пока вы здесь — я за вами присмотрю, а потом кто о вас позаботится?
— Ничего. Все в порядке. Пока я здесь — вы за мной присмотрите. Потом сам оправлюсь.
— Хорошо. Но все-таки придется доложить вашему батюшке, как вы себя ведете. Надо бы поосторожнее, кэп. — Он обернулся к Гиллигену и Лоу: — Позовите меня, джентльмены, если ему станет дурно.
— Уходите! Сам позову. Если станет плохо.
Гиллиген с восхищением посмотрел вслед уходящему проводнику.
— Как вам это удалось, лейтенант?
Но офицер только перевел на них растерянный взгляд. Он допил виски, и пока Гиллиген наливал стаканы, курсант Лоу, привязавшийся, словно щенок, повторил:
— Скажите, сэр, на каких машинах вы летали?
Офицер посмотрел на Лоу приветливо, но ничего не ответил, и Гиллиген сказал:
— Молчи. Оставь его в покое. Не видишь, что ли, — он сам не помнит? А ты бы помнил, с этаким шрамом? Хватит про войну. Верно, лейтенант?
— Не знаю. Лучше выпить еще.
— Ясно, лучше. Не горюй, генерал. Он тебя не хочет обидеть. Просто ему надо выкинуть все это из головы. У всех у нас свои страшные воспоминания о войне. Я, например, проиграл восемьдесят девять долларов в карты, ну, и, конечно, то, что, по словам этого писателя итальяшки, самое твое сокровенное, тоже потеряно три Четгер-Терри. Так что выпьем виски, друзья.
— Ваше здоровье, — снова проговорил офицер.
— Как это, Шато-Тьерри? — спросил Лоу, по-детски огорченный тем, что им пренебрег человек, к которому судьба была благосклоннее, чем к нему.
— Ты про Четтер-Терри?
— Я — про то место, где ты, во всяком случае, не был.
— Я там мысленно был, душенька моя. А это куда важнее.
— А ты там и не мог быть. Такого места вообще нет на света.
— Черта лысого — нет! Спроси-ка лейтенанта, он скажет. Как, по-вашему, лейтенант?
Но тот уже уснул. Они посмотрели на его лицо, молодое и вместе с тем бесконечно старое под чудовищным шрамом. Даже Гиллиген перестал паясничать.
— Господи, нутро переворачивается, верно? По-твоему, он знает, какой у него вид? Что скажут родные, когда его увидят, как ты думаешь? Или его девушка — если она у него есть. Уверен, что есть.
Штат Нью-Йорк пролетал мимо: по часам наступил полдень, но серое безнадежное небо не изменилось. Гиллиген сказал:
— Если у него есть девушка, знаешь, что она скажет?
И курсант Лоу, знавший, что такое безнадежность и неудавшаяся попытка, сказал:
— Ну4 что?
Нью-Йорк прошел, лейтенант Мэгон спал под своей военной броней.
«А я бы спал, — думал курсант Лоу, — если б у меня были крылья; летные сапоги, разве я бы спал?».
Плавный изгиб серебряных крыльев шел книзу, к ленточке над карманом, над сердцем (наверно, там сердце). Лоу разобрал зубцы короны, три буквы, и его взгляд поднялся на изуродованное лицо.
— Ну, что? — повторил он.
— Изменит она ему, вот что.
— Брось! Никогда в жизни не изменит.
— Нет, изменит. Ты женщин не знаешь. Пройдет первое время, и появится какой-нибудь тип, что сидел дома и делал деньги; или парень, из тех, кто носил начищенные башмаки, а сам и не показывался там, где его могло бы пришибить, не то, что мы с тобой.
Проводник подошел, наклонился цад спящим.
— Ему дурно не было? — шепотом спросил он.
Они успокоили его, негр поправил спящему подушку.
— Вы, джентльмены, покараульте его и обязательно кликните меня, ежели ему что понадобится. Он человек больной.
Гиллиген и Лоу посмотрели на офицера, согласились с негром, и тот опустил штору.
— Принести еще джинджер-эля?
— Да, — сказал Гиллиген тоже шепотом, и негр вышел.
Оба сидели, связанные молчаливой дружбой, дружбой тех, чья жизнь оказалась бесцельной по неожиданному стечению обстоятельств, по воле жалкой распутницы — Случайности. Проводник принес джинджер-эль. Они молча пили, пока штат Нью-Йорк переходил в Огайо.
Гиллиген, болтливый, несерьезный, и то ушел в какую-то свою думу, а курсант Лоу, молодой и глубоко разочарованный, переживал горести издревле терзавшие всех воинов, чьи корабли пошли ко дну, не покидав гавани… Офицер спал, склонив лоб со шрамом над маскарадным парадом крыльев, ремней и металла, и какая-то неприятная старая дама остановилась и спросила: