Хорес вылез и взял свой чемодан; водитель даже не потянулся к нему. Автомобиль уехал. Хорес поднял чемодан, простоявший десять лет в чулане у сестры, привез он его в город в то утро, когда сестра спросила фамилию окружного прокурора.
Дом у него был новый, с просторными газонами, клены и топольки, которые он посадил сам, еще не разрослись. Подходя к дому, Хорес увидел в окне жены розовые шторы. Он вошел с заднего хода, подошел к ее двери и заглянул в комнату. Жена лежала в постели, читая широкоформатный журнал с яркой обложкой. На лампе был розовый абажур. На столе лежала коробка шоколадных конфет.
— Я вернулся, — сказал Хорес.
Жена взглянула на него поверх журнала.
— Запер заднюю дверь? — спросила она.
— Да, я так и знал, что ее не будет, — сказал Хорес. — Ты еще…
— Что «еще»?
— Маленькая Белл. Ты не звонила…
— Чего ради? Она в гостях, на вечеринке. А что? Зачем ей менять свои планы, отказываться от приглашения?
— Да, — сказал Хорес, — я так и знал, что ее не будет. А ты…
— Я говорила с ней позавчера вечером. Иди запри заднюю дверь.
— Да, — сказал Хорес. — Конечно. — С ней ничего не случилось. Я только…
Телефон стоял на столе в темном коридоре. Номер оказался сельским; пришлось ждать. Хорес сидел у аппарата. Дверь в конце коридора он оставил приоткрытой. Сквозь нее доносились смутные тревожные напевы летней ночи.
— Ночью старикам тяжело, — тихо сказал Хорес, не опуская трубки. Летние ночи тяжелы для них. Нужно что-то предпринять. Издать какой-то закон.
Белл окликнула его из комнаты, по голосу было слышно, что она лежит.
— Я звонила ей позавчера вечером. Чего тебе беспокоить ее?
— Знаю, — ответил Хорес. — Я недолго.
Он держал трубку, глядя на дверь, в которую задувал какой-то странный, тревожащий ветерок. Начал повторять вслух цитату из когда-то прочитанной книги: «Все реже будет наступать покой. Все реже будет наступать покой».
Телефон ответил.
— Алло! Алло! Белл? — заговорил Хорес.
— Да? — ответил ее голос, тихий и тонкий. — Что такое? Что-нибудь случилось?
— Нет-нет, — сказал Хорес. — Я только хотел поздороваться с тобой и пожелать доброй ночи.
— Что? В чем дело? Кто говорит?
Хорес, сидя в темном коридоре, сжал трубку.
— Это я, Хорес. Хорес. Я только хотел…
В трубке раздалось какое-то шарканье; было слышно дыхание Белл. Потом чей-то мужской голос произнес:
— Алло, Хорес; пошел бы ты…
— Замолчи! — послышался голос Маленькой Белл, тонкий и слабый; Хорес вновь услышал шарканье; наступила мертвая пауза.
— Перестань! — послышался голос Маленькой Белл. — Это Хорес! Я живу вместе с ним!
Хорес прижал трубку к уху. Голос Маленькой Белл был спокоен, холоден, сдержан, независим.
— Алло? Хорес. У мамы все в порядке?
— Да. У нас все в порядке. Я только хотел сказать тебе…
— А. Доброй ночи.
— Доброй ночи. Тебе там весело?
— Да. Да. Я завтра напишу. Мама получила мое письмо?
— Не знаю. Я только что…
— Может, я забыла его отправить. Но завтра не забуду. Завтра напишу. Это все?
— Да. Я только хотел…
Хорес положил трубку; гудение в ней смолкло. Свет падал в коридор из комнаты, где лежала Белл.
— Запри заднюю дверь, — приказала она.
XXXI
По пути к матери в Пенсаколу Лупоглазый был арестован в Бирмингеме за убийство полицейского в маленьком алабамском городке, произошедшее семнадцатого июня. Арестовали, его в августе. Семнадцатого июня вечером Темпл проезжала мимо него, сидящего в машине у придорожного ресторана, в ту ночь был убит Рыжий.
Лупоглазый каждое лето навещал мать. Она считала, что сын служит ночным администратором в одном из мемфисских отелей.
Мать его была дочерью содержательницы пансиона. Отец — профессиональным штрейкбрехером, трамвайная компания наняла его, чтобы сорвать забастовку 1900-го года. Мать в то время работала в универмаге в центре города. Три вечера подряд она возвращалась домой, сидя рядом с вагоновожатым, водил этот вагон отец Лупоглазого. Однажды вечером штрейкбрехер сошел вместе с ней и проводил домой.
— Тебя не уволят? — спросила она.
— Кто? — сказал штрейкбрехер. Они шли рядом. Он был хорошо одет. Другие тут же возьмут меня. И они это знают.
— Кто тебя возьмет?
— Забастовщики. Мне все равно, для кого водить трамвай. Что один, что другой. Только лучше бы ездить по этому маршруту в это же время.
Они шли рядом.
— Ты шутишь, — сказала она.