Краматорская,
1932
ГРЕБЕНКА
Всю ночь над Днепром летают бадьи с бетоном. Краны выхватывают их с платформ, высоко подымают над плотиной, над сумятицей железнодорожных колей, раскачивают в мартовском сыром воздухе и, наконец, плавно и бережно опускают в пролет, в нетерпеливые руки бетонщиков.
Серый вязкий бетон растекается бесформенной грудой; бетонщики, увязая в нем, кричат: «Веселей, веселей ваялись!» — и уже шмякается первая лопата о мягкое бетонное месиво.
С бетонного завода, вздрагивая на стыках рельсов, через плотину, через ночь, рассвеченную сотнями ламп, проносятся платформы.
И опять новая бадья нерешительно раскачивается над пролетом.
— Давать, что ли? — кричат изо всех сил с платформы в пролет, туда, где в вязкой бетонной топи работают бетонщики.
Выкрик этот падает вниз, растекается по реке; заглушенный шумом бешено бьющей воды, он попадает к бетонщикам в виде непонятного — а-а-а-о-и?..
Но бетонщик понимает и кричит в ответ, размахивая руками:
— Давай, давай! Чего разговариваешь?
Он не уверен, что его поняли. Бадья бродит над пролетом. Тогда бетонщик знакомым привычным манером закладывает два пальца в рот, — и вот взлетает над Днепром яростный, степной, разудалый свист.
И бадья медленно и покорно падает в нетерпеливые руки бетонщиков.
Всю ночь над Днепром стоит шум ударной работы: выкрики паровозов, лязг колес на рельсах, гомон рабочих, шмяканье бетона, а когда приходит зябкое туманное утро, бетонщики разгибают спины, вытирают руки, отряхиваются и лезут из пролетов наверх.
Там толпятся около сменного прораба Галтелова и спрашивают:
— Так как там, а?..
Галтелов знает, о чем его спрашивают, и, поеживаясь от утренней сырости, отвечает:
— Не подсчитали еще... — и, улыбаясь, добавляет: — а работали лихо...
Широкоплечий рябой бетонщик сворачивает не спеша цигарку и говорит раздумчиво:
— По моим расчетам, как я свои бадьи считал, так, должно, перевыполнили. Ась?
Он закуривает и идет домой, навстречу новой смене, которая торопливо растекается по своим местам.
На ходу он здоровается с земляками и кричит им:
— Глядите ж, сменщики, вы ж наших темпов не забрызгайте!
Днем он снова приходит на плотину затем, чтобы узнать, что «смена Галтелова вместо заданных по плану двухсот кубометров уложила триста десять», и, удовлетворенный, уходит домой отсыпаться.
Сменный прораб — инженер Шуламис Ароновна Зильберштейн, невысокая худенькая женщина в кожушке и кожаной капелюшке, простуженно кричит в пролет 27-28:
— Так как там дела? А?
Десять дней назад в пролете 27-28 неудачно стал каркас. В щели бурно била вода, расшвыривала материал, которым хотели заткнуть Днепру глотку, и заливала пролет.
Десять дней бились здесь, а сегодня утром, семнадцатого, механик Козуб, не уходивший со вчерашнего дня с плотины и потерявший счет часам своей бессменной работы, переставил каркас и сказал водолазам.
— Теперь гоже.
В десять часов утра водолазы полезли в воду уплотнять каркасы. Они забивали в щели паклю, шлак, деревянные клинья и через два часа, к двенадцати, кончили свою работу.
Это был рекорд.
Тяжело ступая по лесенке, ведущей из пролета, водолазы полезли наверх.
Первым выходит бригадир водолазов Оров, за ним Тихомиров и Кучма.
Днепр стекает с их костюмов легкими струйками.
Зильберштейн встречает Орова у выхода наверх и подает ему руку:
— Ну поздравляю, Оров, — говорит она взволнованно, — ну, поздравляю.
Оров молча жмет ее руку, улыбается и проходит дальше.
С реки идет мартовский, беспокойный ветер. Днепр раскололся пополам: до плотины он весь во льду, еще крепком и прочном, хотя и подернутом полыньями. Через плотину же Днепр падает бурными водопадами.
Вода стремительным гоном мчит сквозь пролеты в пене, в тьме мелких и плотных брызг, падает с гребня, и кажется, что река дымится.
Инженер Зильберштейн озабоченно смотрят на покрытую льдом сторону Днепра.
— Полыньи, — указывает она рукой на чахоточные пятна на льду, — полыньи растут... — и переводит озабоченный взгляд на пролеты.
В листовках «Пролетара Днипробуда», которые выходят на плотине по нескольку в сутки, боевой аншлаг: «Пропустим весенний паводок через сплошной бетонный гребень плотины!»
Паводок скоро.
Все чаще и чаще слышится над рекой характерный треск: лед дает трещины. Как жировые пятна расползаются по реке полыньи.