Тогда измокший и охрипший Побежимов предложил тянуть самолет бурлацким способом: веревками. Мы продели в кольца веревки и стали бурлацкой артелью. В эту артель вошли работники авиабазы, и редактор местной газеты Вигалок, и рабочие порта, и мы. Кто-то запел «Дубинушку».
Машина, колыхаясь и пыля снегом, туго пошла вперед. Около винта бушевала вьюга, Молоков давал полный газ, но машина двигалась воробьиным шагом. И все-таки она двигалась. Она стала теперь реже проваливаться, ее стало легче вытаскивать.
Так мы тянули машину метр за метром, пока не вытащили к авиабазе. Шестьсот метров самолет «прошел» в четыре часа. Сегодня снова будут утаптывать аэродром, завтра, если погода будет относиться к нам хотя бы нейтрально, Молоков и его экипаж снова начнут свою борьбу с аэродромом и постараются улететь.
11 марта
Сегодня, в девять часов утра, вылетели, взяв курс на Диксон.
Над Бреховскими островами самолет попал в сплошной туман, потеряли видимость. Вынуждены были опуститься вблизи какой-то заброшенной рыбацкой хижины. Определив местонахождение, через полтора часа полетели дальше. Прошли Гольчиху, Усть-Енисейск, часть Енисейского залива. Показался мыс Шайтанский. Скоро Диксон! Но здесь мы опять попали в густой туман и снова потеряли всякую видимость. Покружив в тумане, Молоков повернул назад. Через полчаса благополучно сели в Гольчихе.
Тут ночуем, завтра вылетаем к Диксону.
Гольчиха — небольшой станок (поселок) на восточном берегу Енисейского залива. Он расположен примерно в трехстах километрах от острова Диксон, расстояние от Гольчихи до Диксона самолет Молокова может пройти в полтора часа.
13 марта
Вторые сутки в Гольчихе свирепствует злой норд-ост. Мороз — сорок три градуса. Ветер валит людей с ног, рвет, плачет. Молоков и его спутники пытались разогреть мотор, но скоро бросили эту безнадежную попытку. Ждем улучшения погоды.
Метеорологи Гудков и Семериков, любезно приютившие нас в своей зимовке, обещают улучшение погоды. Они ссылаются на приборы. И охотник Юрак Василий согласен с наукой. Вчера вечером, когда ветер стих, он качал головой и говорил:
— Ветер спать пошел, скоро опять пуржить будет.
Сегодня же он утешает нас:
— Пурга сегодня ночью помрет.
— Почему? — спросили мы. — Сегодня я проснулся — голова легкая! — ответил Василий.
Таким образом, и наука и практика ободряют нас.
По вечерам с окрестных промыслов и чумов к нам приходят гости. Беседуем, играем в вырезанные метеорологами из дерева шахматы, раскрашенные чернилами. Вчера любовались северным сиянием. Жадно читаем метеосводки. Ждем.
15 марта
Мороз. Жесткий мороз, подкрепленный семибалльным ветром. На сдержанном языке метеорологов это называется «крепкий» ветер. Крепкий — это верно. Он бушует нерушимо, не проявляя усталости, он запер всех в домах и один полновластно хозяйничает на просторе. Он и не думает замирать, как предсказывал Юрак-охотник. Он стал еще более колюче-острым, алым.
Вчера в моем чемодане, находящемся в закрытой кабине самолета, замерз одеколон в флаконе. Мы доставали вчера из кабины наш неприкосновенный запас продовольствия. Руки буквально примерзали к железным частям самолета, мешки пришлось отдирать с силой. Колбаса звенела, как стекло.
Мороз. Метет сильный поземок. Вся долина реки словно в дыму, и, если бы не мороз, можно было подумать, что на реке дымят сотни костров. Поземок кружится и мечется по реке, уже совсем не виден западный берег.
Вместе с Молоковым и Побежимовым мы отправились на гору Шайтан, чтобы посмотреть, какова видимость вокруг. Закутались так, что остались открытыми только одни глаза. Ветер не пускал нас вперед. Впервые так осязаемо почувствовали реальную плотность ветра — с ним приходилось бороться. Мы лезли довольно долго. Под самой вершиной пришлось лечь отдохнуть. Лежали за ветром, наслаждались тишиной и отдыхали, даже запели.
Все-таки хорошо чувствовать, как горит кровь на морозе! Вершину мы брали, карабкаясь по отвесным скалам и цепляясь руками.
На вершине бушевал ветер — трудно было стоять на месте. Топтались, держались друг за друга, отдирая леденевшие ресницы, смотрели вокруг — туманная дымка закрыла противоположный берег.
Всем хочется лететь. Обидно сидеть в полутора часах от Диксона. Мы слышим его. Мы переговариваемся с ним. Начальник острова Светаков сообщает нам, что для нас жарко топится баня. Мы уже мечтаем об этой бане. Громкоговоритель над нашим ухом то и дело кричит:
— Полярники мыса Желания приветствуют экипаж Молокова, с нетерпением ждут прилета на Диксон.
Единственное утешение: прекрасно работающая радиосвязь. Вчера в двенадцать часов по московскому времени радист Гольчихи Шелковников через рации Лескин и Диксон передал телеграмму «Правде». В пять часов того же дня мы получили ответ через Диксон. Радисты Диксона буквально ставят рекорды, стирая расстояние, пургу, непогоду.
Когда я дописывал эти строки, пришел Побежимов и заявил, что погода должна улучшиться. Ему верим больше, чем приборам и охотникам. Он нас никогда не обманывал. Посмотрим.