Так, три года тому назад ранним апрельским утром начался этот последний штурм. Он начался таким артиллерийским громом, какого, думаю, мир еще не знал. Я счастлив, что слышал этот гром, — слаще музыки нету. Сорок одна тысяча стволов артиллерии и минометов. Это была симфония нашей мощи. Это Урал и Сибирь могутными голосами заговорили под Берлином. Это шли в бой кузнецкие сталевары и челябинские танкостроители. Это советский тыл показал свою силу. Мы и победили в этой войне потому, что у нас был такой тыл.
Так началась эта битва. На восьмую гвардейскую армию Чуйкова и пятую ударную армию Берзарина была возложена почетная задача — ударить в самое сердце Берлина, в самое логово, в центр. Славные армии, славные воины, славные генералы были вполне достойны этой задачи.
Закованные в железо и бетон Зееловские высоты под Берлином стали на их пути. Отборные, последние фашистские легионы приготовились к отчаянной битве — насмерть. В жестоких боях под Берлином и в Берлине бойцы всех советских армий покрыли себя бессмертной славой.
На долю невысокого коренастого генерала Кузнецова и его армии выпала задача: обойти Берлин с северо-востока, содействуя успеху на главном направлении. Армия Кузнецова не была гвардейской. Просто — третья ударная армия. Было вполне справедливо, что и задача ей досталась поскромнее.
Такая задача — значит, более легкая задача. Значит, меньше ответственности, меньше усилий, да и крови меньше. Отчего же расстроились так и генералы, и бойцы третьей ударной армии, узнав, что не им доведется драться в «самом логове»? Это только русский человек поймет, — иностранцу этого понять не дано. Это только советский человек почувствует. Никто у нас не хочет «хаты с краю», задач легких и жертв малых. Всякое направление, на котором работает или дерется советский человек, он сделает для себя самым главным и отдаст ему всю свою душу, всю без остатка.
Я был в третьей армии, я прошел с нею весь путь до победы, от Одера до рейхстага. И я понял, почему мы победили в этой войне. Потому что мы — советские люди. Потому что нет на земле воина лучше, преданнее, беззаветнее, чем наш советский воин.
Армия Кузнецова честно выполнила свою задачу. Верные принципам советского человека, бойцы третьей армии сумели сделать свое направление главным. Они раньше других ворвались в пригороды Берлина, и Верховное командование, мудро управляя битвой, по-должному оценило успехи третьей. Курс наступления третьей армии был изменен. Так и вышло, что именно бойцы армии Кузнецова первыми ворвались в центр Берлина, и именно они водрузили над рейхстагом Знамя победы.
Разве забудешь эти дни боев за рейхстаг? В эти дни в корпусе генерала С. Н. Переверткина, который первым вышел к рейхстагу, каждый боец жил только одной мечтой — водрузить над рейхстагом свое, собственное Знамя победы, своею собственной рукой. В каждом полку было знамя, специально предназначенное для этой чести, — большое, красивое, с номером и именем полка, но в батальонах Неустроева, Самсонова, Давыдова, Логвиненко каждый боец сам обзавелся своим флагом. Это были маленькие флажки, тайно спрятанные за пазухой. И не было на них ни имени солдата, ни номера его полка.
И когда грянул час штурма, поднялись с флажками в руках солдаты и пошли... И пошли! Никто из них в этот час о себе не думал и жизни своей не щадил, и будь я не русским журналистом, я спросил бы их: отчего они, зная, что это — последний бой, последняя встреча со смертью, — завтра уж и войне конец, — отчего не ищут они в бою местечка потише, отчего сами рвутся в огонь? Зачем нужно ему. солдату, чтоб именно его безыменный флажок первым взвился над рейхстагом?
Но я не оскорбил солдат таким вопросом. Этот вопрос тогда и мне самому в голову не пришел. Кто знает душу советского человека, тот поймет, что чувствовали люди на площади перед рейхстагом утром 30 апреля 1945 года.
Да, мы хотим жить, сказали бы эти люди, если б было тогда время говорить, — мы очень хотим жить, а победить хотим еще больше. И если побеждать — так своею рукою, и если флаг над рейхстагом — так мой флаг, и если умирать в бою — так мне умирать, а не товарищу.
И если спросят меня — не участника боя, а только очевидца, — кто водрузил Знамя победы над рейхстагом, я отвечу: все. Все советские воины.
И те, кто, не добежав до рейхстага, лежали на изрытой снарядами площади, сжимая мертвой рукой алый, как кровь, флажок. И комсомолец Пятницкий, распростершийся с красным знаменем у самой первой ступеньки лестницы, ведущей в рейхстаг. И живые и ныне казах Кашкарбаев и русский паренек Гриша Булатов, утвердившие знамя на третьей ступеньке лестницы. И русский солдат Егоров, и грузин Кантария, водрузившие знамя над самым куполом, — все советские воины грудью своей проложили дорогу Победе и подняли высоко над землей ее знамя.