Выбрать главу
«Мой Анжело! Тебе ль грустить об этом? Ты избран Богом и обласкан светом, Ты помещен на высшую звезду, И я земную деву превзойду!» «Ианте, слушай! с тех высот, где воздух Разрежен в расстояниях межзвездных (То голова кружилась ли?), вдали Я наблюдал крушение Земли! Она, морями пламени омыта, Вдруг сорвалась под вихрями с орбиты И покатилась — жалкий шар — в хаос. И я, над океаном зыбких грез, Я не летел, а падал, и светило — В глубокой бездне красное светило — Твоя звезда! Твой огненный Дедал! Я наземь пал — и сам он упадал, Всемирных страхов жуткое исчадье, На Землю, что молила о пощаде».
«Да, мой любимый, мы летели — к Ней! Вниз, вверх, вокруг, под иглами огней, Как светлячки, — не ведая, доколе Светиться по владычицыной воле. Владычица ль, Господь ли судит нас — Не нам с тобой постигнуть их наказ; Одно я разумею, Землю вашу Теперь увидев, — нету в мире краше! Сперва не знала я, куда наш путь, Она, звезда-малютка, лишь чуть-чуть Мерцала в полупризрачном тумане, Но чем быстрей, чем ближе — тем сиянье Ее сильней — и застит небеса! Уже я предвкушала чудеса, Бессмертье открывала в человеке. Но свет померк — и там и тут — навеки!» Так, за речами, время проходило. Ночь длилась, длилась… и не проходила… Поникли. Догадались: не простит Господь того, кто на небе грустит.

РОМАНС[18]

О, пестрый мой Романс, нередко, Вспорхнув у озера на ветку, Глаза ты сонно закрывал, Качался, головой кивал, Тихонько что-то напевал, И я, малыш, у попугая Учился азбуке родной, В зеленой чаще залегая И наблюдая день-деньской Недетским взглядом за тобой.
Но время, этот кондор вечный, Мне громовым полетом лет Несет такую бурю бед, Что тешиться мечтой беспечной Сил у меня сегодня нет. Но от нее, коль на мгновенье Дано и мне отдохновенье, Не откажусь я все равно: В ней тот не видит преступленья, Чье сердце, в лад струне, должно Всегда дрожать от напряженья.

К***[19]

Твои уста — твоя простая Мелодия певучих слов — Цветущий куст, где птичья стая Среди моих щебечет снов;
Глаза, твои глаза — светила Моей души — льют свет живой, Как будто звезды на могилу, На омертвелый разум мой;
Твоя душа! — И неизменный Мой сон в ночи и на заре — О правде вечной и бесценной И всем доступной мишуре.

К***[20]

Я жребий не кляну земной — Хоть мало в том земного, Что вас разъединить со мной Смогло пустое слово. Не жажду я гореть в огне Благострадальной схимы; Сострастье ваше странно мне — Ведь я — прошедший мимо!

СТРАНА ФЕЙ[21]

Дым — лес, и дымом река, И дымные облака. Их контуры чуть видны Сквозь слезы большой луны. А лунам рождаться, зреть И таять впредь и впредь… Ночью странствуют они, Длинна их вереница. Дыханьем гасят звезд огни Их призрачные лица. Когда двенадцать ночи Показывает диск, Та, что прозрачней прочих, Начинает спускаться вниз. Все вниз и вниз и вниз… Покров над горой навис Окутал ее корону Складками лег по склону И накрыл в одно мгновенье Все дворцы и все селенья, Сколько есть их на просторе Спрятал дикий лес и море, Спрятал духов легкий сонм, Спрятал все, что впало в сон, Окутывая все это Лабиринтом мягкого света. И тогда — без сна, без сна! — Их жажда сна. Но едва встает заря, Этот лунный покров Поднимается, паря, Став игрушкою ветров, Все швыряющих вразброс, Будь то даже альбатрос. Луна для них с утра Не служит, как вчера, Покровом из тумана, Что, может быть, и странно… И радужною пылью Все станет в небесах. И ляжет этот прах На трепетные крылья Тех бабочек земли, Что к небу вечно рвутся, Чтобы затем вернуться И умереть в пыли.