К сонму звезд-островов,Что украшают, как драгоценность, его лоно —Где дикие цветы, расстилаясь,Переплели свою тень,На берегу его спитМногое множество дев —Иные покинули прохладную прогалину, иСпали с пчелой [154] —Пробуди их, дева моя,На болоте и на лугу —Иди! вдохни в их дремоту,Тихонько, на ухо,Музыкальные числа,Они задремали, чтобы услышать их —Ибо, что, разбудить можетАнгела, так скоро,Чей сон зачалсяПод холодной луной,Если не чара, которую никакая дремотаКолдовства не ввергнется в испытанье,Ритмическое числоЧто убаюкало его и усыпило?»Духи по крыльям, и ангелы на вид,Тысячи серафимов устремились чрез Горнее небо,Юные грезы еще реяли на дремотном порханья их —Серафимы во всем, кроме «Веденья», свет пронзающий,Что упадал, преломленный, за грани твои, далеко,О, Смерть! от ока Бога над той звездой: —Сладостно было это заблуждение — сладостнее еще тасмерть —Сладостно было то заблуждение — даже у нас дыханьеЗнания делает мутным зеркало нашей радости —Для них, то был бы Самум, истребительный —Ибо какая польза (им) знать,Что Истина есть Обман — или что Благословение естьСкорбь?Сладостна была их смерть — для них умереть значилосозреть.Последним восторгом насыщенной жизни —За пределами этой смерти нет бессмертия —Но сон самоуглубленный, и нет там «быть» —И там — о! да пребудет там усталый дух мойВдали от Вечности Небес — и однако как далеко от Ада! [155]Какой преступный дух, в какой смутной зарослиНе услышал волнующие призывы этой песни? —Только два: они пали: ибо Небо не дарует милостиТем, кто не слушает биение своих сердец.Дева-ангел и ее любовник-серафим —О! где (и можете искать по всему небесному простору)Любовь была, слепая, близь трезвого Долга ведома?Необузданная Любовь пала — средь «слез совершенногостона» [156]Благой он дух был — он, что пал: —Блуждатель у ключа одетого мхом —Высматриватель светов, что сияют там высоко —Сновидец в лунном луче близ любви своей:Какое чудо в том? ибо каждая звезда там окоподобна,И ласково так глядит сверху на волосы Красоты —И оне, и каждый одетый мхом ключ были священныЕго сердцу, любовью одержимому и печалью.Ночь обрела (для него ночь скорби)На горном утесе юного Анджело —Нависнув, она наклонилась через все торжественное небо,И нахмурилась на звездные миры, что под ней покоились.Здесь сидели он со своей любовью — свое темное окоприковавВзором орла вдоль небосвода: —Вот обратил его к ней — но тут же —Содрогнувшись — снова к кругу Земли.«Янтэ, милая, смотри! как дышет тот луч!Какая в том чара, смотреть далеко туда!Она не чудилась такой, в то осеннее повечерье,Когда я покинул пышные ее чертоги — не оплакивая,что покидаю,Тот вечер — тот вечер — я должен бы помнить —Солнечный луч упадал, в Лемносе, как ворожба,На арабески резные золоченого чертога,Где пребывал я, и на ткани стен —И на веки мои — О, тяжелый свет!Как дремотно навис он на них, погружая и в ночь!По цветам, раньше, и по мгле, и по любви они блуждалиС Персиянином Саади в его Гулистане: —Но, О, свет тот! — Я заснул — Смерть между темПроскользнула над чувствами моими на этом чарующемостровеТак бережно, что ни единый шелковый волосНе проснулся, как спал — не узнал, что там был он.
«Последним место на Шаре Земли, где я ступал,Был гордый храм, именуемый Парфеноном. [157]Более красоты ютилось вкруг его стен украшенныхколоннами,Чем даже в горячей груди твоей бьется [158]И когда старое Время крыло мое расчаровало,Тогда устремился я оттуда — как орел с своей башни,И годы оставил я позади в один час.Тем временем как над ее воздушными пределами я висел,Половина сада на ее шаре метнулась,Развернувшись как свиток пред моим взором —Необитаемые города пустыни также!Янтэ, красота столпилась предо мною тогда,И почти я возжелал быть снова одним из людей».