Выбрать главу
Где ветер трогал волосы матрон — Теперь шумят кусты чертополоха, Где, развалясь на троне золотом, Сидел монарх — теперь по серым плитам В холодном молчаливом лунном свете Лишь ящерица быстрая скользит.
Так эти стены, выветренный цоколь, Заросшие глухим плющом аркады И эти почерневшие колонны, Искрошенные фризы — эти камни, Седые камни — это все, что Время, Грызя обломки громкой, грозной славы, Оставило судьбе и мне? А больше И не осталось ничего? — Осталось!!!
Осталось!!! — эхо близкое гудит. Несется вещий голос, гулкий голос Из глубины руины к посвященным… (Так стон Мемнона достигает солнца!) «Мы властвуем над сердцем и умом Властителей и гениев земли! Мы не бессильные слепые камни: Осталась наша власть, осталась слава, Осталась долгая молва в веках, Осталось удивленье поколений, Остались тайны в толще стен безмолвных, Остались громкие воспоминанья, Нас облачившие волшебной тогой, Которая великолепней славы!»

КОЛИЗЕЙ[42]

О, Древний Рим! Огромный саркофаг, Где Время погребло былую славу! Здесь наконец, пройдя столь тяжкий путь, Я утолю безудержную жажду В твоих глубоких недрах, наконец Я, сир и мал, колени преклоняю Перед тобой, впивая всей душой Могущество твое, и мрак, и славу!
Пространство! Время! Память о былом! Глухая ночь! Отчаянье! Молчанье! Теперь я знаю эту власть заклятий — Я знаю, что они призывней гласа, Которому внимать пришел однажды Царь Иудейский в Гефсиманский сад! Теперь я понимаю — эти чары Сильнее тех, которые когда-то Умкнули одержимые халдеи На землю смертных у спокойных звезд!
Здесь, где воитель пал, — колонн обломки, Здесь, где блестел орел, — полночный сумрак Нетопыри ревниво стерегут, Здесь, где когда-то на ветру веселом Красавиц римских волосы вились, — Чертополох качается тоскливо, Здесь, где сидел разнеженный владыка Весь в золоте, — теперь на мрамор плит Свой свет усталый льет рогатый месяц, И ящерица быстро и беззвучно Мелькает словно призрачная тень.
Постойте! Неужели эти стены, Поросшие плющом немые своды И испещренный трещинами фриз, — Ужели все, что долгие столетья Хранило славу, Время уничтожит И тем докажет власть слепой судьбы?
«Не все, — мне отвечает Эхо, — нет! Извечно громовые прорицанья Мы будем исторгать для слуха смертных, Как трещины Мемнона источают Мелодию, приветствуя Зарю! Мы властны над сердцами исполинов, Над разумом гигантов властны мы! Еще храним мы нашу мощь и славу, Еще мы наши таинства храним, Еще мы вызываем удивленье, Еще воспоминания о прошлом Парчой нетленной ниспадают с нас И неземная слава полнит сердце!»

КОЛИЗЕЙ[43]

Примета Рима! Пышная гробница! Здесь Время замирает, созерцая Помпезность повелительного праха! Паломником смиренным прихожу На твой порог и, одержимый жаждой (Палящей жаждой наконец припасть К истоку мудрости), в конце пути, Колени преклоняю, пораженный, — Душой впиваю сумрак твой и славу!
Громада памяти тысячелетней! И Ночь, и Тишина, и Запустенье! О чары величавей колдовства, Добытого у звезд халдейским магом! О чары очистительней молитвы, Которой некий Иудейский Царь Будил когда-то Гефсиманский Сад!
Где прежде был повержен гладиатор, Повержена колонна, где блистал Орел легионеров золотой, Идет вигилия мышей летучих, И пыльный шелестит чертополох, Где волосы вились патрицианок. Где восседал на троне император, По камню ящерица, точно тень, Под месяцем скользнула круторогим.