Древа черного чернее, гость казался тем смешнее,
Чем серьезней и важнее был его зловещий взор.
«Ты истерзан, гость нежданный, словно в схватке ураганной,
Словно в сече окаянной над водой ночных озер.
Как зовут тебя, не званный с брега мертвенных озер?»
Каркнул Ворон: «Приговор!»
Человеческое слово прозвучало бестолково,
Но загадочно и ново… Ведь никто до этих пор
Не рассказывал о птице, что в окно к тебе стучится, —
И на статую садится у дверей в полночный двор,
Величаво громоздится, как державный визитер,
И грозится: приговор!
Понапрасну ждал я новых слов, настолько же суровых, —
Красноречье — как в оковах… Всю угрозу, весь напор
Ворон вкладывал в звучанье клички или прорицанья;
И сказал я, как в тумане: «Пусть безжизненный простор.
Отлетят и упованья — безнадежно пуст простор».
Каркнул Ворон: «Приговор!»
Прямо в точку било это повторение ответа —
И решил я: Ворон где-то подхватил чужой повтор,
А его Хозяин прежний жил, видать, во тьме кромешной
И твердил все безнадежней, все отчаянней укор, —
Повторял он все прилежней, словно вызов и укор,
Это слово — приговор.
Все же гость был тем смешнее, чем ответ его точнее, —
И возвел я на злодея безмятежно ясный взор,
Поневоле размышляя, что за присказка такая,
Что за тайна роковая, что за притча, что за вздор,
Что за истина седая, или сказка, или вздор
В злобном карке: приговор!
Как во храме, — в фимиаме тайна реяла над нами,
И горящими очами он разжег во мне костер. —
И в огне воспоминаний я метался на диване:
Там, где каждый лоскут ткани, каждый выцветший узор
Помнит прошлые свиданья, каждый выцветший узор
Подкрепляет приговор.
Воздух в комнате все гуще, тьма безмолвья — все гнетущей,
Словно кто-то всемогущий длань тяжелую простер.
«Тварь, — вскричал я, — неужели нет предела на пределе
Мук, неслыханных доселе, нет забвения Линор?
Нет ни срока, ни похмелья тризне грусти о Линор?»
Каркнул Ворон: «Приговор!»
«Волхв! — я крикнул. — Прорицатель! Видно, Дьявол —
твой создатель!
Но, безжалостный Каратель, мне понятен твой укор.
Укрепи мое прозренье — или просто подозренье, —
Подтверди, что нет спасенья в царстве мертвенных озер, —
Ни на небе, ни в геенне, ни среди ночных озер!»
Каркнул Ворон: «Приговор!»
«Волхв! — я крикнул. — Прорицатель! Хоть сам Дьявол
твой создатель,
Но слыхал и ты, приятель, про божественный шатер.
Там, в раю, моя святая, там, в цветущих кущах рая. —
Неужели никогда я не увижу вновь Линор?
Никогда не повстречаю деву дивную — Линор?»
Каркнул Ворон: «Приговор!»
«Нечисть! — выдохнул я. — Нежить! Хватит душу мне
корежить!
За окошком стало брезжить — и проваливай во двор!
С беломраморного трона — прочь, в пучину Флегетона!
Одиночеством клейменный, не желаю слышать вздор!
Или в сердце мне вонзенный клюв не вынешь с этих пор?»
Каркнул Ворон: «Приговор!»
Там, где сел, где дверь во двор, — он все сидит,
державный Ворон,
Все сидит он, зол и черен, и горит зловещий взор.
И печальные виденья чертят в доме тени тленья,
Как сгоревшие поленья, выткав призрачный узор, —
Как бессильные моленья, выткав призрачный узор.
Нет спасенья — приговор!
ПРИЗНАНИЕ[75]
Фантазию поэта разгадать
Трудней всего; невидному другими
Птенцу в гнезде назначено лежать…
Таинственное в стих я скрою имя.
Ищи к строкам поближе, о химере
Упомни и об амулете, думай
О всем, в сердцах таимом, и в размере
Еще ищи, в согласных легком шуме,
В предлоге, прилагательном, союзе
И в знаках препинания; отвагой
Исполнись: здесь не гордиев дан узел —
Значит, не должно пользоваться шпагой.
Слова, их три здесь, — их неуловимо
Тебе поэт произносил не раз —
Они прозрачнят стих, — душа любимой
Всегда сквозит в молчаньи милых глаз;
Синоним истины они, — скрывать
Я их в стихах задумал; гладко
Я стансы довожу к концу… Искать? —
О, тщетный труд: не разгадать загадки!