Выбрать главу

ТАМЕРЛАН

И

ДРУГИЕ ПОЭМЫ

БОСТОНЦА

«У юных голова кружится, и сердце бьется горячо.

Ошибки делают, а зрелость потом их будет поправлять».

Купер

БОСТОН:

Кальвин Ф. С. Томас… Печатник

1827.

Этот маленький томик, коего лишь сорок было тиснуто экземпляров, был напечатан девятнадцатилетним издателем, Томасом, тогда жившим в Бостоне. Томас переехал потом на запад и умер в Спрингфилде, в Миссури, в 1876-м году, не зная, кого когда-то он впервые вывел в свет. Этот маленький томик ныне большая библиографическая редкость, и при распродаже Мак-Ки, в ноябре 1900-го года, он был означен в 2.050 долларов (4.100 рублей) и немедленно был куплен мистером Хальси, по внесении задатка в 500 долларов. В предисловии к этому томику юный поэт сообщает, что большая часть стихов была написана в 1821—22-м годах, то есть, когда автору было двенадцать-тринадцать лет. «Они, конечно, не предназначались для печати», — говорит он. Почему они печатаются теперь, это не касается никого, кроме него. В «Тамерлане» он попытался изобразить безумие, даже рисковать лучшими чувствами сердца на алтаре Честолюбия. Он сознает, что в поэме есть недостатки, и льстит себя мыслью, что он мог бы с малыми хлопотами исправить их, но, не похожий в этом на своих предшественников, он слишком любит свои ранние произведения, чтобы исправлять их в своем старом возрасте. Он не скажет, что он равнодушен к успеху этих поэм — успех мог бы побудить его и к другим попыткам, но он может спокойно утверждать, что отсутствие успеха отнюдь не повлияет на него в решении, уже принятом. Это значит бросать критике вызов. Так да будет».

Поэма «Тамерлан», как нужно было ожидать, исполнена байронизма, но отдельные строки столько же характерны для обычного, в те времена, среди юных и молодых поэтов — и в какие времена не обычного? — романтизма, сколько они отличительны, в частности, для основных личных свойств Эдгара По. Тамерлан исполнен врожденной гордости, и он — в привычной властной чаре дневного сновидения. Разве это в малом не настоящий Эдгар По, каким он был всю свою жизнь? И первая строчка поэмы «В час смертный радость утешенья!», если ее сопоставить со смертным часом Эдгара По, как он летописно рассказан нам одной из склонявшихся к нему женщин, теряет свою обычность и становится вещей строкой. Отдельные места этой полудетской поэмы уже дают чувствовать проснувшегося, но еще не выявившегося поэта, имеющего звучный голос.

Зовешь ты чаянием это, Надеждой — тот огонь огня! Но нет мне сна и нет привета, В том только пытка для меня, В том агония возжеланья…

Или эти строки: —

Дождь пал на голову мою, Незащищенного, — и ныне Отягощенный я стою. И ветер тяжкий по равнине Меня, промчавшись, оглушил, И обезумил, ослепил.

Или эти строки: —

Нет слов, увы, чтоб начертить, Как это радостно любить, Как это любо быть любимым! Как то лицо изобразить В его огне неизъяснимом, Где более чем красота, И каждая его черта — В моем уме — как тени с дымом, Летит на ветре их чета.

Или эти строки: —

В одной тебе имел я бытие: Весь мир, и все, что он в себе содержит, Здесь на земле — и в воздухе — и в море — Его услада — малость скорбной доли, И новый встал восторг — мечта вдали, Туманная, тщета видений ночью — И дымные ничто, что были чем-то — (Вот тени — с ними свет, еще воздушней, Чем ежели б сказал я теневой!) — На крыльях на туманных улетали, И, в смутности, явилися они Как образ твой — твой лик — и имя — имя! Два разные — два существа родные.

Малые поэмы, следующие за «Тамерланом», сливаются по своему настроению с этими теневыми строками. В одном стихотворении он восклицает:

О, если бы юность моя сновиденьем была бесконечным, Сновиденьем единым была до поры, когда вечности луч, Пробудив мою душу от сна, это завтра соделал бы вечным!

И еще один отрывок: —