И, как всегда это бывало в подобных случаях, Погодин понял неотложную необходимость самому побывать «на месте происшествия» и полетел за океан, в Америку, только для того, чтобы прочувствовать ту атмосферу, в которой проходил последний, трагический период жизни его героя.
Многие записи, сделанные Н. Погодиным в Америке, насыщенные тонко подмеченными реалистическими деталями, заменили известную абстрактность первого варианта пьесы. В Принстоне Погодин открыл для себя нового, трепетно живого Эйнштейна. В его записной книжке по Америке есть такие строки: «Эйнштейн висел между будущим и настоящим. Он был не устроен в современности, и никто лучше его не понимал ее. Потрясающая сила предвидения. Не дитя. Ни в коем случае не чудаковат. В пьесе не должно быть никаких экстравагантностей». А в первом варианте пьесы они были. Например, в эпизоде на балу во время танцев Эйнштейн садился на корточки и начинал доказывать Притчарду правильность его парижских уравнений. После возвращения из Америки Н. Погодин забрал свою пьесу из МХАТ для доработки. Однако скоропостижная смерть помешала драматургу создать новый вариант трагедии «Альберт Эйнштейн»… Прослеживая в хронологической последовательности все написанное Н. Погодиным за четыре десятилетия (статьи, пьесы, проза, киносценарии и драматические миниатюры), поражаешься его тематическому диапазону и титанической работоспособности.
В своих произведениях он сумел отразить жизнь всех социальных слоев нашего общества на главных этапах истории развития Советского государства и создал целую галерею наших героев-современников, устремленных в будущее.
Эту задачу драматург сумел решить благодаря своему отходу от догм старой драматургии, отмеченному А. Фадеевым, который писал, что творчество Погодина несет на себе черты большого формального отличия от старой драматургии.
Н. Погодин на основе открытого им метода сложных ассоциативных соединений эпизодов, получил возможность «втискивать» в свои пьесы большие жанрово-контрастные куски жизни, скрепленные общим идейным стержнем, который он впоследствии называл «поэтической идеей».
Еще в начале своего творческого пути он пророчески говорил: «Я работаю на будущих драматургов». И действительно, открытиями Н. Погодина в сюжетостроении широко пользуются его последователи в драматургии и особенно в кинодраматургии. Созданием драматургического портрета В. И. Ленина Н. Погодин дал нашему народу и народам мира пример человека, «делать жизнь с кого», идеальный образ положительного героя.
На основе обобщения своего опыта работы над трилогией о В. И. Ленине, ставшей советской классикой, он разработал также и методологию подхода к раскрытию ленинского образа. К погодинскому опыту обращались и еще будут долго обращаться художники в своей работе над образом вождя.
Театр Погодина, воплотившего в своих этапных произведениях величие советской эпохи и торжество нового человека, рожденного Октябрем, служил и продолжает служить делу коммунистического воспитания нашего народа.
Алексей Волгарь
Темп
Действующие лица
Болдырев — начальник строительства
Валька — его сестра, медичка
Максимка — заведующий бюро рационализации
Лагутин — секретарь партколлектива
Гончаров — главный инженер
Картер — американский инженер
Груздев — инженер-технолог
Касторкин — инженер, заведующий внутристроительным транспортом
Данило Данилович — инженер
Калугин Симон Симонович — инженер
Татьяна Львовна — его жена
Рыбкин — секретарь Болдырева
Переводчица
Доктор
Сиделка
Председатель производственного совещания
Секретарь производственного совещания
СТРОИТЕЛИ-КОСТРОМИЧИ
Лаптев Ермолай
Михалка
Артамон
Зотов Анисим
Суматохинов Лаврентий
Дудыкин
Темин Кондрат
Грищук Фетиска
Рабочий в розовой рубахе
Тюша
Краличкин — металлист
Десятник
Говоров — рабочий
Комендант
Шофер
Кухарка
Первая работница кирпичного завода
Вторая работница
Третья работница
Первый техник
Второй техник
Комягин — железнодорожник
Неизвестный пьяный
Действие первое
Картина первая
Кустарник. Дерево. Скамейка. За кустами — рабочий барак, где ужинают строители. Предсумеречный час.
Валька, Гончаров.
Валька. Вы знаете, что сегодня восьмой случай заболевания брюшным тифом по строительству?
Гончаров. Предположим, знаю.
Валька. Так вот за это «знаю» вас следует крыть. Ваши уважаемые спецы, черт бы их взял, до сих пор не сделали хлорирование воды. Нет, вы подумайте, что это такое — пять тысяч рабочих пьют речную воду, а вы никого не умеете подтянуть!
Гончаров. «Подтянуть»…
Валька. Вы знаете, чем это может кончиться? Я, как медичка, отлично понимаю. Я буду протестовать и ставить вопрос… в общественном порядке. Тут эпидемия, а вы чему улыбаетесь, товарищ Гончаров? Где тут барак сорок первый? Этот, что ли?
Гончаров. Этот.
Валька ушла в барак.
«Крыть»… Ей дозволено крыть меня… «Спецы, черт бы их взял…». Девушка — какой язык!
Из-за кустов выбегает Лаптев Ермолай, бородатый крестьянин с иконописным лицом. На нем белые порты, белая расстегнутая рубаха.
Лаптев. Товарищ начальник, дозвольте сказать, что ж это…
Гончаров. Говори.
Лаптев. Как же это такое? Девка… Какая! Чижик-девка, сквернавка, лезет ко мне с приказом: скидай порты при всех. А? Я со своей старухой тридцать годов прожил, но чтобы без портов перед ней — ни-ни! А тут же бабы, кухарки… На срамоту нас не могёте выставлять. Не могёте! Нет такого закону! Во!
Гончаров. Ничего не понимаю! Какой чижик? Какая девка?
Появляются строители один за другим. С ними — кухарка.
Лаптев. Ишь ты, не понимаешь? Девка-сквернавка порты заставляет скидавать, а он не понимает! Вот люди добрые скажут, что понос, — не спорю. Но без портов не позволю.
Гончаров(строителям). Объясните, что у вас произошло?
Михалка. А что произошло… Мужик дело говорит. К чему такое издевательство над нами, к чему людей силком волочь? Он с артелью пришел и при артели останется. (Отходя.) Воду заразили, а теперь, как туши, в барак волокете.
Гончаров. Кто заразил воду? Что за глупость говоришь!
Кухарка. Нет, товарищ архитектор, вы уж нас не глупите. Нам по кухаркиному делу оно заметно стало.