На берегу океана и вдоль его берегов, на воде и под водой. Бродят какие-то тихие существа. Некоторые из них иногда что-то выкрикнут или забьются в истерике. Но в основном они тихие. К ним все время подплывают дельфины, и они гладят их по спинам, или дельфины гладят их. И существа позволяют дельфинам залезать им на спину и щекотать себя под мышками, и даже улыбаются. Как будто им приятно. А может быть, им и в самом деле хорошо! Кто знает!
1968
КАК-ТО ТАК ВСЕ ВЫШЛО…
Сценарий
В квартире было накурено, шумно, и трудно было разобрать, кто с кем разговаривает. Но это только в первый момент. Когда же немного присмотришься, начинаешь быстро соображать, кто есть кто.
– Леночка, если можно, еще кофе – покрепче и побольше. – Любитель тонизирующих безалкогольных напитков на минуту отвлекся от собеседника.
Тот что-то, вероятно, доказывал или там отстаивал и с досадой ждал, когда собеседник снова к нему повернется.
– Я вас уверяю, Роман, это правда! Я просмотрел много материалов и отчетов ученых. Этот тип из Канады действительно псифотографируется.
– Вы знаете, я бы сам прыгал от восторга, если бы он – этот тип – на самом деле существовал. Но это – бред. И свинцовый экран – чушь, и изображение – все чушь. – Роман был скептиком.
– «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Обожаю вашу манеру спорить, – обиделся собеседник.
– Я не спорю – я утверждаю. Недавно мне все уши прожужжали, что какой-то режиссер может подвешивать предметы. Знаете, в воздухе висит сигарета и дымит, или там туфель, – ну что-нибудь не очень тяжелое. Этот парень вешает предмет, и у него дрожат руки и желваки бегают. Говорили, что у него проверяли пульс до и после, и после – был больше, чем до.
– Да-да, я тоже слышал об этом. Мне даже рассказывали, что водили горящим факелом вокруг висящего предмета – и он все равно висел.
– Ну вот. Я тоже почти поверил, потому что захлебывались такие люди. Какой-то старый инженер после этого фокуса пробовал тоже ночью на кухне и перебил кучу посуды. Меня только всегда смущало – почему не может быть яркий свет…
– Его просто отвлекают и свет и шум. Это вполне понятно.
– Вы очень хотите, чтобы чудеса все-таки были. Поверьте мне, в каком-то высоком смысле – на этом шарике очень скучно. И никаких чудес нет. Я видел этого парня, который таращит глаза и дрожит над висящим коробком, и я неожиданно провел рукой около этого коробка. Это была нитка, обыкновенная нитка. А он был пьян, и реакция ослабла, и он не мог ее разорвать, не успел.
– Не может быть.
– Было, именно так, как я рассказал. Я не показал вида, что заметил, а этот мальчик долго выпытывал, почему я скис и не промелькнуло ли у меня в голове чего-то длинное и черное?
– Ну! А вы?
– А я сказал: не промелькнуло. Но мне было дьявольски обидно, как ребенку, который уже протянул руку за сладким, а взрослый кретин ухмыльнулся и спрятал шоколадку в карман.
– Ну, это не одно и то же. Там – ученые, эксперименты, пресса…
– Там – тоже фокус, и обязательно есть какая-то нитка… Спасибо, Леночка! Я вас совсем загонял! – Он стал пить кофе и хвалить, а Леночка – она-то и была хозяйкой дома, и она-то и собрала это блестящее общество, – Леночка улыбалась всем, старалась, чтобы было удобно, и поминутно бегала на кухню.
Вот она снова побежала, а там села на стул и на несколько секунд закрыла глаза. Она, наверное, жутко устала, а может быть, была и другая причина. Может быть. Она была красива, лет двадцати восьми, и, наверное, умна. Во всяком случае, про нее говорили: она красивая, но умная.
В комнате захохотали, она поднялась, взяла очередную чашку кофе и, надев улыбку, вышла к гостям.
– Я целую неделю провел в суде, – рассказывал длинный и тощий человек, наверное юморист, потому что все сразу приготовились смеяться, хотя было еще не над чем. – Очень похоже на коммунальную квартиру, – продолжал тощий, и некоторые девицы захихикали. – Например, одно дело о разводе. «Он, – говорит жена, – давно денег домой не носит, ходит пьяный, а на днях мое пальто продал – и проиграл на бегах». – «Так ведь я ж тебе его и купил», – отвечает муж. «Ну, пальто еще не повод для развода, – скромно заметил судья, – купит еще». – «Не нужно мне его паршивое пальто, так прохожу, – жена не унималась, – я его больше на порог не пущу, у меня из-за него дистрофия, и доктор так и сказал: не пускать на порог». – «Ах, ты еще и доктора успела подцепить! Да я этого доктора так отделаю, что он в свою же больницу и ляжет!» – Муж был человек воинственный, по вечерам помогал милиции. Но вдруг без всякого перехода и говорит судье: «Гражданин судья…» Заметьте: «гражданин», а не «товарищ». – Тощий на что-то намекал. – «… Гражданин судья, я без этой стервы не могу! И жисть мне не в жисть! Куда я без нее? Люблю эту бабу. Помирите нас, дорогой гражданин!» – А она: «Ой, – говорит, – Костя! Ты б давно так! Пойдем домой! Я тебе и “четверку” куплю, ладно уж». И ушли. – Юморист рассказывал все это серьезно, на голоса, а кругом покатывались со смеху.
Лена тоже хихикнула, а потом подошла к одиноко сидящему неулыбчивому человеку лет пятидесяти – седому, но все еще моложавому.
Он сразу оживился или сделал вид.
– Я знаю, знаю, о чем ‹в›ы спроси‹те›, – сказал он. – Я читал. Неинтересно: во-первых, трудно для перевода, а во-вторых – зачем? Сейчас! Это же все-таки плохая литература. И персонажи скучные. Не понимаю вас! Как может это заинтересовать!
– Я не умею защищать еще не сделанную работу. Но если издательство согласится, я постараюсь переубедить вас, Виктор Евгеньевич! Мне нравится эта «Могила для благих намерений». Я списалась с автором, и он дал добро. – Лена была спокойна.
– Ну ладно, поговорим завтра. В редакции. Если вы так хотите… Только я все-таки не пойму – почему так вдруг и так настойчиво? – спросил редактор или даже директор издательства.
– Мне это очень нужно! – Она больше ничего не сказала.
– Хорошо. До завтра!..
– Леночка! Пожалуйста, еще кофе, а то меня заговорят и я усну. Теперь пошли в ход летающие тарелки или блюдца. Нужно немного топлива для отпора.
Лена снова пошла на кухню и снова вернулась.
Приглашенный бард настроил гитару и запел что-то отвечающее настроению и интеллектуальному уровню компании – что-то из фантастической жизни. Смешно. То и дело все дружно хохотали, а он в это время делал проигрыш. Потом спел что-то фрондирующее, а потом начал разговаривать с какой-то женщиной, которая смотрела на него во все глаза, и хотя пел он самозабвенно, но взгляд засек.
Снова возникли разговоры, все забыли про барда, и он незаметно ускользнул с женщиной, которой взгляд так безошибочно засек. Так сказать, ушел по-английски.
У стеллажа с книгами стоял человек в очках, мрачный и неприятный. Его никто не знал, и кто его пригласил – тоже никто не знал, а он то и дело вытаскивал книги, выбирал их, видимо, по истрепанным корешкам, и тут же, раньше чем взглянуть на название, смотрел на штемпель с ценой.
Выбрал он тома три, вероятно самых дорогих, и спросил у Лены:
– Можно я возьму почитать?
Она рассеянно взглянула на книги и спросила:
– А зачем вам словарь? Он же по технике…
– Мне нужно, – ответил очкарик не моргнув глазом.
– Возьмите, – она пожала плечами, – только, пожалуйста, верните скорее.
– Непременно. – Он тут же завернул книги в газету и ушел.
– Кто это? – спросила Лена.
Все в недоумении переглянулись, но никто не ответил.