— Дядя! — с озорством воскликнула она. — Что с тобой? Ты ни разу не закурил. И даже не рассказал мне, как ты жил один на даче. Скажи, ты накурился?
Володька ничего не понимал. Нина Петровна делала вид, что разговор ее не интересует. А он ее очень интересовал, ибо она всю жизнь заставляла Ивана Егоровича бросить курить. Неужели бросил? Не может быть. Иван Егорович демонстративно молчал, доедая остывшую жареную картошку.
— Дядя, скажи, в чем дело? Может быть, нет папирос? Володя, дай дяде папиросу.
Володька вынул пачку модных сигарет с фильтром.
— Не хочу! — угрюмо отозвался Иван Егорович. — Убери!
Очки на носу Нины Петровны закачались. Ирочка ударила в ладоши. Володька наконец понял, в чем дело. Человек бросил курить.
Но человек этот молчал. Ему было не до шуток. Львов она оставила. Они висели на стене со своими поднятыми хвостами. Теперь в ее руках была окончательная победа над ним. Желание ее исполнилось, мечта сбылась. То, что он бросил курить, оказывалось не его, а ее победой.
Глава седьмая
Володька думает о себе
Володька ехал домой и думал о себе. Эти мысли пришли после разговоров с Ирочкой и Иваном Егоровичем. В душе его словно что–то зашевелилось. Какая она, Ирочка? Он мог бы ответить на это так, как подсказало бы ему чувство. А какой он сам? Тут было темно. Оказывается, Володька очень мало знал о себе самом.
Какая она? Чистая. В это слово Володька вкладывал ясное народное понятие о девической чистоте и относился к этому понятию с уважением. «А какой я сам?» — в десятый раз спрашивал себя Володька. То, что гуляка, что выпить любит, — это маловажно. Так и полагается. Какой он в смысле характера? С Ирочкой надо держаться мягко, благородно. А у него, видно, характер не мягкий и не благородный. Образование можно подтянуть. Три года не вещь! Литературу будешь знать, науку тоже. А вот характер не подтянешь.
Володька вдруг пришел к неожиданному умозаключению, что его испортили девицы, с которыми он до сих пор гулял. Они многое ему разрешали, он не чурался, но получилось то, что он сам называл дешевкой.
Мысли о себе в конце концов запутали и утомили Володьку. Оказалось, что думать о себе неприятно и очень трудно. О других, например, само собой думалось правильно, и все их недостатки сами собой отсвечивали… Но о себе! Нет, темно.
Было ясно только одно — в чем–то очень существенном он отличался от Ирочки по характеру. Володька стал сравнивать, как жил он и как жила Ирочка. Разница была не в достатке: Володька жил терпимо, а в последний год и лучше, чем терпимо. Разница была в самом образе жизни. Выросший в общежитиях, Володька остро почувствовал дух семьи. Больше всего ему нравилось, что в этой семье был Иван Егорович, мягкий, мудрый, знающий жизнь человек.
«Партийный, — думал Володька, — по–настоящему…» Партийность он, как и многие люди, ощущал чутьем. Партийный человек, считал Володька, прежде всего должен быть хорошим. Он должен относиться к людям по–человечески. Затем Володька хотел у партийного человека что–то почерпнуть. Он чувствовал, что у Ивана Егоровича многое можно почерпнуть. А это значило открыть и понять нечто такое, до чего сам Володька никогда не мог бы додуматься.
Дома — а домом его было общежитие их городского треста — Володька не надеялся что–нибудь почерпнуть. Приятелей, которые жили с ним в одной комнате, он знал вдоль и поперек. Не любил он этих своих приятелей. А они смотрели на него сверху вниз, потому что считали себя людьми городского склада, а в Володьке чувствовалась деревня, донщина.
Своим здоровым и острым чутьем Володька отлично чувствовал все двойное, надуманное, хоть самую малость ложное. Взять хотя бы Сережку Чувилина. Мечтатель, видишь ли. Профессия сварщика–строителя его не удовлетворяет. Куда же его тянет? Пусть бы человек болел наукой, имел золотую голову на плечах. Ведь нет же! Такой же, как Володька и вся их компания. А тянет его, по мелкому счету жизни, в ресторан «Балчуг» играть по вечерам в оркестре на аккордеоне. Не мечта, а настоящая дешевка! Но он все силы вкладывает в это дело. Каких только чудаков нет на свете!
Точно подводя какие–то итоги, Володька продолжал раздумывать над своим житьем–бытьем.
Или взять Тихона Стражникова. Он не дает ребятам спать по ночам, все читает политические брошюры. Где–то за городом на своем строительном участке ему пришлось недолго замещать кого–то из начальников. Потом он вернулся к своему обычному делу, но вкус к руководящей работе остался. Теперь целыми ночами читает. Хоть бы в кружки ходил, ума набирался, а то читает неизвестно что… Ты хороший каменщик, можешь рекорды ставить, выдвинешься… Нет, хочет быть начальником… Какой из тебя начальник!