В выражении лица приора была такая отвага, когда он произносил эти слова, что все внезапно почувствовали, как в их сердцах пробудились мужество и надежда. Только один пан Павел, такой завзятый мирянин, что, конечно, слишком смотрел на землю, не почувствовал сердцем героического вдохновения капеллана. Старый Богданский даже помолодел, и в его глазах заблестели слезы, молча сделал он несколько шагов, подошел и с чувством поцеловал дрожащую руку Кордецкого.
— Да, — закончил приор, видя перемену, произведенную его словами, — неужели я отдам в руки иноверцев место, облитое столькими святыми слезами, прославленное столькими чудесами, в котором Господь излил на нас столько милостей, где монархи наши искали столько раз помощи, где делали столько пожертвований, где мы все привыкли поднимать молитвенный взор наш, от колыбели до гроба, во всех нуждах наших? Нет, нет, мы поставлены тут на страже; довольно того несчастия, что святое изображение искололи татарские стрелы и посекли сабли гуситов. Шведы надругаться над ним не будут, и нога их не ступит здесь.
— Все это прекрасно, все это красноречиво и трогательно, ответил своим ровным и тихим тоном пан Варшицкий, — но все-таки, добрейший отче, хотя для Бога и нет трудного, но я не знаю, что мы совершили особенного, чтобы Он сотворил для нас такое чудо?
— О! Что мы не заслужили, так это верно, — воскликнул приор. — Велики и страшны наши прегрешения, но зато и наказание страшно. Бог велик! Бог и милостив!
— Однако, это иначе как чудом и не может быть названо, — закончил пан Павел, — если бы Ченстохов защищался от шведов. Если отобьете горсть, их придет целый отряд; отобьете его, придет войско, соберется тьма, и, в конце концов, сдадитесь.
— Быть может, погибнем и горячо этого желаем, чтобы кровь наша пролилась за святую веру, — сказал приор, — быть может, погибнем, но не сдадимся, это верно.
— Поистине странная уверенность! — тихо, про себя, проговорил пан Варшицкий.
— Хотели, пане, сказать: упрямство, — с улыбкой добавил Кордецкий. — Вы имеете право так сказать. Называйте, как хотите, и думайте, что угодно, а я повторяю свое, хотя и не от себя: Ченстохов не сдастся.
Шляхтичи смотрели на приора, следя за ним глазами; его лицо, все время воодушевленное, ясное, с легкой усмешкой, казалось, видело будущее и сияло сверхъестественной отвагой. Один пан Павел не был тронут.
— Все это было бы прекрасно, если бы нашествие шведов было временным, — сказал он, теряя, видимо, терпение, — но…
— Я иначе и не думаю! — воскликнул Кордецкий.
— Как это? Король в изгнании, войско рассеяно, одна столица взята, другая, быть может, в этот момент сдается, шляхта и часть магнатов перешли на сторону шведов… Литва в руках царя…
— Ну, нас от этого избавит Бог, — спокойно сказал Кордецкий. — Локоток тоже бродил по стране и скрывался в пещерах, был изгнанником, как Ян-Казимир, но возвратился и счастливо царствовал; и Яну, королю благочестивому и богобоязненному, не пожалеет Он милости Своей.
Пан Варшицкий только слегка пожал плечами, поклонился и, прекращая спор, спросил:
— Не можете ли мне сказать, чтобы я мог передать своему брату, как и с кем вы думаете защищаться?
Приор задумался на мгновение:
— Нас, — сказал он, — в монастыре монахов и послушников семьдесят человек, шляхтичей, обещавших укрыться с нами несколько десятков семей, гарнизону человек пятьдесят, да еще вдвое наберется охотников с монастырских деревень и местечка; пушки в порядке, пороху, ядер и пуль достаточно, провианта есть запас и воды холодной довольно, а остальное Сам Бог даст.
— Но допустим, что шведы подойдут, кто же всем этим распоряжаться будет, кто будет руководить?
— Прежде всего Бог и Заступница наша и святой Павел, — ответил приор.
При этих словах легкая, едва заметная улыбка пробежала по губам пана Павла.
— А затем, — закончил Кордецкий, — пан Стефан Замойский, мечник серадзский, который на днях сюда прибудет со своей родней, уходя от шведов, и пан Петр Чарнецкий, родственник пана Стефана, каштеляна киевского. Для пушек у нас есть два немца; один из них особенно пригодный и отлично знающий дело человек. Ожидаю также: Сигизмунда Мошинского, Яна Скоржевского, Николая Кшиштопорского и некоторых других добрых воинов; у нас никто не будет сидеть сложа руки.
— Но шведы могут явиться каждую минуту! — добавил пан Павел.
— Совершенно верно! Святые слова!.. Каждую минуту! — тихо повторил Богданский.