Выбрать главу

В тот момент, как шведская петля затянулась на шее рудокопа, все его товарищи бросили на землю мотыги, и кнуты солдат не могли принудить их к работе.

— Погибнем, как он! Погибнем, как он!.. — начали они кричать.

Шведы смотрели на это в глупом удивлении; для них было это непонятно; только один из них снял несчастного висельника, тело которого бессильно упало на землю. Олькушане бросились лицами на землю и плакали.

Так прошел весь день, и шведы не могли принудить их к работе. Измученные, избитые, гонимые силой, уставшие, только на рассвете, обессиленные, начали они работу, но так противна, так тяжка, плачевна и грустна была она, что такой еще не видел свет.

XXIII

Как Вейхард забрасывает в монастырь зерно измены, и какие новые советы он дает Миллеру

Возвратившиеся с вылазки пан Чарнецкий и его товарищи очень удивились, не найдя на обратном пути связанного человека с заткнутым ртом, которого они бросили в ров; только кляп и веревка остались на месте, где он лежал, а сам немец ушел; это был Натан Пурбах, посланный Вейхардом; кратковременный плен его не только не помог, но скорее, повредил осажденным.

Случайно Пурбах попал под бастион, на котором находился Вахлер, и немец, избавившись от кляпа во рту, прежде чем освободиться от пут, стал потихоньку звать Вахлера. Услышав это, пушкарь наклонился со стены и крикнул:

— Wer da? Кто там?

— Вахлер? — спросил Натан.

— Я, я! Да кто же там, и какого черта зовет и откуда?

— Тсс! Натан Пурбах.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Можно говорить?

— Говори, только тихонько, что принесло тебя?

— Служу в полку князя Хесского.

— Как же ты сюда пришел? Разве не знаешь, что наши пошли на ваш лагерь?

— Какое там не знаю! Они-то меня и схватили, связали и бросили здесь; я еле кляп выбросил изо рта; вернутся и схватят меня, так как крепко связали веревками. Спаси, брат, спаси.

— А как же я спасу? Сам влез, сам и вылезай…

— Смилуйся, они убьют меня, будут мучить, и твои деньги со мною пропадут; я шел именно к тебе, — кричал Натан, — обещают двести талеров, если устроишь сдачу.

Вахлер молчал и раздумывал.

— Тише, — сказал он. — Сиди смирно и молчи; посмотрю, может быть, мне удастся спасти тебя.

Сказав это, он немного приподнялся, посмотрел на стены и тихим шагом злодея спустился вниз к фортке, через которую вышла вылазка.

Страх прибавил ему быстроту и ловкость.

Он выбежал, послушал, приблизился к Пурбаху и разрезал веревки, связывавшие ему руки.

— Иди, иди, беги!.. И помни, что я спас тебе жизнь.

— Прежде чем ваши вернутся с вылазки, у нас есть время, — сказал быстро Натан. — Мы должны завладеть обителью; если ты в этом поможешь нам, получишь двести талеров и останешься жив.

— За мной следят.

— Но есть же у вас недовольные и трусы, снесись с ними; только бы отворили нам фортку, остальное уже наше дело.

Вахлер покачал головой.

— Посмотрим, — сказал он, — посмотрим.

— Когда и где поговорим мы? — быстро спросил посланный. — В другой раз я уже не осмелюсь подкрасться сюда.

— В полночь я дам тебе знак, вывесив красный фонарь; если его увидишь направо от башни, иди смело. Я здесь ночью один на посту у орудий, никто нам не помешает.

— До завтра…

Натан бросился бежать как ошпаренный, а Вахлер поспешил через фортку назад в обитель.

На следующий день, рано утром, Вахлер сошел во двор к людям, и Замойский первый заметил, что немец, всегда молчаливый, как камень, теперь непрерывно разговаривал в толпе, жалуясь на упрямство монахов и в преувеличенном виде описывая силу шведских войск. Медленно брался Вахлер за работу, а роптал горячо! Другие также заметили, что благодаря преувеличенным рассказам немца, те, у кого было меньше мужества, начинали терять и последнее. Страх, постепенно распространяясь среди простых людей, перешел и на шляхту. Бледные лица с тревогой обращались во все стороны, как будто шведы уже показались на стенах. Местами люди стали таинственно шептаться и начинали собираться у башни Вахлера, в этот день и последующий.

А тем временем шведы все продолжали стрелять по обители. Олькушские же рудокопы медленно копали твердую почву, неохотно исполняя работу. Миллер всех понукал, на всех сердился, а больше всего на самого себя за то, что пришел сюда. Вейхард молчал, строя свой план измены. Им казалось, что они должны были каждую миг нуту увидеть послов из монастыря, несущих условия сдачи: но никто не показывался. Натан только на другой день утром, после вылазки, пришел в шатер Вейхарда, бледный и покрытый синяками.